центральном архиве технические эксперты и экcперты-лингвисты тщательно изучали каждую фразу каждого вопроса и ответа, чтобы, во-первых, убедиться, что клиент не является преступником, и, во-вторых, чтобы иметь данные для сбора подоходного налога, когда клиент с помощью Мешка добудет состояние.
К концу года Зиблинг убедился в правильности предсказаний Мешка относительно бедствий, грозящих человечеству. Впервые за столетие число учёных-исследователей не увеличилось, а уменьшилось. Знания «Мешка» сделали целый ряд исследований ненужными и уничтожили закономерную последовательность открытия. Мешок прокомментировал этот факт Зиблингу.
Зиблинг кивнул:
— Я вижу. Человечество теряет независимость.
— Да, и я из верного его раба превращаюсь в его же хозяина. А я ведь хочу быть хозяином не больше, чем рабом.
— Вы можете уйти, как только захотите.
Человек в ответ на это вздохнул бы — Мешок сказал просто:
— У меня нет силы чего-либо желать. К счастью, эта проблема скоро будет решена без меня.
— Вы имеете в виду политические склоки?
Ценность Мешка невероятно увеличилась, и одновременно с этим усилилась жестокая борьба за право пользоваться его услугами. Финансовая политика приобретала странное направление. Президенты, владельцы и директора стали почтя марионетками, ибо все главные вопросы политики теперь решались не на основе изучения фактов, а путем обращения к Мешку. Мешок зачастую давал советы ожесточенным противникам, и это походило на игру в космические шахматы, где гигантские корпорации и правительственные агентства были пешками, а Мешок — Игроком, лелеющим попеременно ходы то за одну, то за другую сторону. Назревали кризисы экономические и политические.
Мешок сказал:
— Я имею в виду и политические склоки и многое другое. Борьба за мои услуги стала слишком жестокой. Она может иметь только один конец.
— Вы имеете в виду, что будет сделана попытка вас украсть?
— Да.
— Вряд ли это возможно. Ваша охрана все время усиливается.
— Вы недооцениваете силу жадности.
Он был прав — Зиблингу пришлось убедиться в этом довольно скоро.
В конце четырнадцатого месяца его службы, спустя полгода после провала Хорригана на перевыборах, появился клиент, заговоривший с Мешком на марсианском диалекте Прдл — экзотическом языке, известном весьма немногим. Он обратил на себя внимание Зиблинга еще и потому, что заранее уплатил миллион за беспрецедентнейшую привилегию говорить с Мешком десять минут подряд. Разговор был записан, но, естественно, остался непонятным — ни Зиблингу, ни кому-либо другому из служащих станции. Замечательно было еще и то, что незнакомец покинул астероид через семь минут, так и не использовав оставшиеся три минуты, которых было бы достаточно для получения сведений, как сколотить несколько небольших состояний. Эти три минуты не могли быть использованы другими частными клиентами. Но никому бы и в голову не пришло запретить использовать их правительственному служащему, и Зиблинг сейчас же заговорил с Мешком:
— Что спрашивал этот человек?
— Совета, как украсть меня.
Зиблинг был ошарашен.
— Что?
Мешок всегда воспринимал такие восклицания, выражающие изумление, буквально.
— Совета, как украсть меня, — повторил он.
— Тогда… позвольте… он отбыл тремя минутами раньше. Это должно означать, что он торопится начать. Он хочет начать проводить свой план немедленно!
— Он уже проводит его, — ответил Мешок. — Организация преступников отлично, если не досконально, осведомлена о диспозиции войск охраны. Вероятно, кто-то в правительстве оказался предателем. Меня спросили, какой из нескольких планов наилучший, и предложили рассмотреть их с точки зрения слабых мест. Так я и сделал.
— Хорошо, — но как мы можем воспрепятствовать выполнению этого замысла?
— Воспрепятствовать ему нельзя.
— Не понимаю, почему. Пусть мы не можем помешать им высадиться, но мы можем помешать им удрать отсюда с вами.
— Есть только один путь. Вы должны уничтожить меня.
— Я не могу сделать этого! У меня нет на это права, а если бы и было — я все равно не смог бы!
— Моя гибель была бы благословением для человечества.
— И всё же я не могу, — горестно проговорил Зиблинг.
— Тогда — если это исключается — выхода нет. Они попросили меня проанализировать возможные шаги, которые будут предприняты для преследования, но они не спросили совета, как бежать, ибо это было бы тратой времени. Они успеют спросить, когда я буду у них в руках.
— Значит, — с трудом сказал Зиблинг, — я ничего не могу сделать, чтобы спасти вас. Как мне спасти своих людей?
— Вы можете спасти и их и себя, погрузившись в аварийный корабль и вылетев к Солнцу. Тогда вы избежите контакта с преступниками. Но меня с собой не берите, иначе за вами будет погоня.
Крики охраны привлекли внимание Зиблинга.
— Радио сообщает о нападении бандитов, мистер Зиблинг! Сигнализация тревоги не действует!
— Да, я знаю. Готовьте корабль, — Зиблинг снова повернулся к Мешку. — Мы можем бежать, но они захватят вас. И с вашей помощью будут управлять всей системой.
— Не в этом дело, — сказал Мешок.
— Они захватят вас. Можно сделать еще что-нибудь?
— Уничтожьте меня.
— Не могу, — сказал Зиблинг, чуть не плача.
К нему нетерпеливо подбежали его люди, и он понял, что времени больше не осталось. Он пробормотал простую и глупую фразу: «До свидания!», словно Мешок был человеком и мог переживать, как человек, и бросился к кораблю.
Они стартовали вовремя. Полдюжины кораблей неслись к астероиду с нескольких сторон, и корабль Зиблинга успел проскочить как раз за секунду до того, как они оцепили астероид, на котором находился Мешок.
Зиблинг понял, что он и его люди спасены. Дело переходило отныне в руки командования Вооруженными силами, но Зиблинг представил себе, как они выступят против совершенного мозга Мешка, и сердце его сжалось. Но затем произошло нечто совершенно неожиданное. Впервые Зиблинг полностью уразумел, что хотя Мешок и позволил использовать себя, как простую машину, как раба, отвечающего на вопросы, однако это случилось вовсе не потому, что его возможности были ограничены лишь способностью анализировать. Экран телевизора вдруг осветился.
Связист подбежал к Зиблингу.
— Что-то случилось, Мистер Зиблинг, — сказал он, — ведь телевизор не включен!
Телевизор не был включен. И тем не менее они увидели камеру, в которой Мешок провел четырнадцать месяцев — краткое мгновение своей жизни. В камеру вошли двое — незнакомец, говоривший на Прдл, и сенатор Хорриган.
К изумлению обоих, первым заговорил Мешок. Он сказал:
— «До свидания» — не вопрос и не ответ. Это сообщение не содержит почти никаких сведений.
Хорриган явно благоговел перед Мешком, но был не из тех, кто отступает перед непонятным. Он почтительно произнес:
— Нет, сэр. Разумеется, не содержит. Это просто выражение…
Незнакомец прервал его на превосходном английском языке:
— Заткнитесь, вы, болтун! Нечего терять время. Надо взять его и бежать. Мы поговорим с ним
