В такой эйфории вы пребываете день или два. Затем все возвращается на круги своя, но в этот краткий период душа ваша согрета радостью и любовью. И если, не дай бог, случится новая война и в прессе снова появятся знакомые лозунги «за Англию, за дом родной и за красу», то я, как и все, выступлю на защиту своей страны. Пойду на фронт, буду сидеть в грязном окопе и мучительно перебирать в памяти все те дорогие моему сердцу ценности, за которые я, собственно, и сражаюсь. И я нисколько не сомневаюсь, что в числе их окажется и набережная Дуврского порта, и лицо услужливого проводника из пульмановского экспресса, который всегда помнил мое имя.
О МУЖЧИНАХ
В гостях у военно-морского флота
Флот на якоре
Раз в год пишущей братии дозволяется посетить Атлантический флот (или, как его теперь называют, Флот метрополии) — объект сугубо изолированный и в обычных условиях широкой публике недоступный. Очевидно, лорды адмиралтейства полагают, что рядовой налогоплательщик имеет право хотя бы изредка получать информацию о военно-морском флоте. Итак, люди с блокнотами и карандашами «перемещаются» в расположения флота, где их встречают со всем возможным радушием.
Надо признать, что сама эта формулировка — «перемещаться куда-либо» — обычно вызывает у гражданских лиц тревожные и тягостные ассоциации. Для нас «перемещение», как правило, связано с малоприятными изменениями в жизни. Мальчики перемещаются в новую школу, солдаты — в свое воинское подразделение, заключенные (еще того хуже!) в новую тюрьму. И все мы вместе таким образом осуществляем закономерное перемещение от колыбели к могиле. Фактически это официальное, сугубо серьезное определение нашего продвижения по жизни. Посему нетрудно себе представить, с какими чувствами я садился на шотландский поезд — меня одолевали неопределенно мрачные предчувствия. Что поделать, успокаивал я себя, в вооруженных силах так заведено: там никто и никуда не «ходит» (разве только в увольнительную) — все исключительно «перемещаются». В конце концов у меня в кармане лежит записка из адмиралтейства, удостоверяющая, что мне надлежит «переместиться» в шотландский город Инвергордон для посещения британского военного корабля под названием «Импенитрейбл».
Дорога оказалась достаточно утомительной, но, как бы то ни было, восемнадцать часов спустя я, бледный и невыспавшийся, стоял на железнодорожной платформе Инвергордона. По правде сказать, я понятия не имел, что мне делать и куда идти. Не мог же я обратиться к первому встречному с дурацким вопросом: «Не подскажете, как пройти на „Импенитрейбл“»? Я сам себе напоминал несчастного провинциала, спрашивающего дорогу к Британскому музею. Оглядевшись по сторонам, я не обнаружил никаких следов британского военно-морского флота, в состав которого входил злосчастный «Импенитрейбл». Перрон был пустынным, на заднем фоне виднелись мрачные холмы, над которыми гулял промозглый ветер. Правда, в воздухе ощущалась некая соленая свежесть, свидетельствовавшая о близости моря, но это служило слабым утешением.
И в этот миг за спиной у меня прозвучало мелодичное сопрано:
— Добрый день, сэр!
Я резко обернулся и обнаружил, что ко мне приближается недозрелый адмирал, облаченный в итонский китель корабельного гардемарина. Мальчишка приветствовал меня с той безличной, отстраненной учтивостью, с какой военные моряки обычно относятся к незнакомым гражданским лицам. Вытянувшись по стойке «смирно», он отрапортовал, что ему поручено встретить меня и препроводить на «Импенитрейбл». А также что мне выделены два солдата морской пехоты (их крепкие фигуры скромно маячили в отдалении) — «для переноски моего багажа», как выразилось это дитя.
В таком составе мы и зашагали по длинной мощеной улице — я, ребенок в курсантской форме и два морских пехотинца с моим «багажом». Я чувствовал себя довольно странно: ведь этот мальчик в данный момент представлял огромную военную машину, в недра которой мне предстояло окунуться, и несмотря на разницу в возрасте, я испытывал по отношению к нему невольное уважение и любопытство. Я попытался завязать разговор — сообщил, что никогда прежде не бывал на военном корабле (поймав его предостерегающий взгляд, поправился — «на борту военного корабля»).
— Вот как, сэр! — отреагировал мальчишка, и на лице его явственно отразилось: «Бывают же такие чудаки!»
Не слишком обнадеживающее начало! Но я тем не менее решил не сдаваться: сказал, что взволнован предстоящим визитом, и высказал предположение, что это, должно быть, захватывающее занятие — служить в военно-морском флоте. Мой провожатый снисходительно согласился, что да, у них там не слишком скучно. В следующий миг мы свернули за угол, и взору нашему предстало величественное зрелище: впереди, в маленькой бухточке Кромарти стоял на приколе весь Атлантический флот Британии.
Центральную часть бухты занимали линкоры — длинная цепочка огромных кораблей, расположившихся на равном расстоянии друг от друга. Мне они показались абсолютно одинаковыми, однако юный гардемарин стал объяснять, тыча пальцем в разные стороны:
— Вот это «Нельсон», наш флагман… Перед вами Вторая боевая эскадра, сэр. А линейных крейсеров отсюда не видно, они находятся дальше, за пределами Кромарти. Они всегда там стоят…
Вдалеке на горизонте я разглядел еще одно судно, очертаниями напоминавшее наполовину выкуренную сигарету. Судя по всему, оно было огромным, словно Ноев ковчег.
— А это что за громада? — спросил я.
— Авианосец «Фьюриес», — отвечал мальчик.
Огромные серые корабли стояли на якоре с зачехленными орудиями. Рядом с ними дрейфовали дозорные катера, казавшиеся совсем крохотными на фоне высоко вздымавшихся стальных бортов. Линкоры оставались неподвижными, лишь в углублениях возле мостиков то и дело вспыхивали сигнальные огни. Казалось, будто корабли ведут какую-то непонятную для непосвященных беседу.
На меня это зрелище произвело устрашающее впечатление. Хотя в настоящий момент стальные великаны находились в полусонном, умиротворенном состоянии, но меня не покидало ощущение, будто они в любой миг могут проснуться. Сама мысль о том, что тысячи тонн смертоносной стали собраны в одном месте и расставлены в боевом порядке, вызывала нервную дрожь. Линкоры казались мне членами могущественного (и очень опасного!) клана, собравшегося в сумерках обсудить зловещие планы. Ишь как перемигиваются! Не иначе, как обмениваются условными сигналами: «Ты готов? Я готов…» Мне еще только предстояло узнать, что боевые корабли на стоянке не несут в себе никакой угрозы. И разговоры между ними ведутся вполне мирные. Например, такие:
— Пообедаем сегодня вечером?
— СПУ! (что означает «С превеликим удовольствием»).
Или же наоборот:
— ННМ! (то есть «Никак не могу»).
— А вот и наша лодка, — послышался голос моего провожатого.
Небольшой быстроходный катер доставил нас к гигантской серой громаде «Импенитрейбла». Поднявшись по забортному трапу на палубу, я первым делом отвесил легкий поклон в сторону шканцев — отсалютовал несуществующему кресту (так меня научил мой друг-моряк) и лишь затем обернулся в сторону молодого морского офицера с подзорной трубой под мышкой. Я сразу разглядел в нем вахтенного, в чьи обязанности входило присматривать за мной.
Хочу пояснить, что шканцами называется обширное пространство на корме судна, усеянное швартовыми тумбами и другими выступающими преградами. В это время суток шканцы представляли собой
