чужеродного белка могло вызвать анафилаксию. Прежде чем начать серьезные испытания пенициллина в клинике, необходимо было его экстрагировать и концентрировать. «Я всегда считал, – продолжает Краддок, – что нужно экстрагировать и очистить пенициллин, чтобы употреблять его для инъекций. Поручая мне работу над меркурохромом, Флеминг сказал, что если он не будет токсичен, его можно будет когда- нибудь применять для внутривенных вливаний. Я уверен, что и в отношении пенициллина у него были такие же намерения, при условии, что мы смогли бы добыть из бульона чистое и стойкое вещество».
И вот два молодых ученых, Ридли и Краддок, недавно закончившие медицинское училище, пустились в это трудное предприятие: отыскать решение химической задачи, которая оказалась невероятно сложной. Поразительно, что они, сами того не подозревая, чуть было не добились успеха. «Ридли обладал основательными знаниями в области химии и был в курсе последних достижений, – рассказывает Краддок, – но с методикой экстрагирования нам приходилось знакомиться по книгам. Мы прочитали описание обычного способа: в качестве растворителей употребляются ацетон, эфир или спирт. Выпаривать бульон надо было при довольно низкой температуре, потому что, как мы уже знали, тепло разрушало наше вещество. Значит, процесс придется вести в вакууме. Когда мы приступили к этой работе, мы почти ничего не знали, к концу мы стали чуть более сведущими; мы занимались самообразованием».
Они работали в узком коридорчике, где была раковина и где прежде, до того как лаборатория переехала в это здание, мыли и наполняли грелки и держали сосуды с мочой. Молодые ученые устроились в этом закоулке, потому что здесь был водопровод и вакуум-насос. Они сами собрали аппаратуру из имевшегося в лаборатории оборудования. Они выпаривали бульон в вакууме, так как при нагревании пенициллин разлагался. После выпаривания на дне бутыли оставалась сиропообразная коричневая масса, содержание пенициллина в которой было примерно в десять раз выше, чем в бульоне. Но эту «расплавленную карамель» нельзя было применять. Их задача состояла в том, чтобы добыть чистый пенициллин в кристаллическом виде.
«Вначале мы были полны оптимизма, – говорит Краддок, но проходили недели, а у нас получалась все та же вязкая масса, которая, помимо всего, была нестойкой. Концентрат сохранял свои свойства только в течение недели. Через две недели он окончательно терял активность». Позднее, когда в результате замечательных работ Чэйна был получен чистый пенициллин, Краддок и Ридли поняли, что были очень близки к решению задачи. «Тогда же, естественно, мы не могли знать, что нам оставалось преодолеть последнее препятствие. Ведь у нас было столько разочарований! Казалось,
Молодые исследователи отказались от дальнейшей работы над пенициллином еще и по личным причинам. Краддок женился и поступил в лабораторию «Велком», где получал более высокое жалованье. Ридли болел фурункулезом, он тщетно пытался вылечиться вакцинами и отчаялся. Он перестал заниматься пенициллином и отправился в плаванье, которое, как он надеялся, вылечит его. Самое забавное, что, если бы он получил чистый пенициллин, он избавился бы от фурункулеза! Вернувшись, он посвятил себя офтальмологии и в дальнейшем работал в этой области. По правде говоря, совершенно естественно, что Ридли и Краддок сложили оружие и не стали продолжать свои исследования. Они не были химиками и с огромным трудом в течение многих недель добывали «партию» пенициллина, который тут же разлагался. Это было очень непрактично, и лечение пенициллином больного, даже если бы оно стало возможным, стоило бы. целое состояние.
Флеминг не принимал активного участия в работе Краддока и Ридли. «Я бактериолог, – говорил он, – а не химик». Он поручил этим двум химикам-любителям добыть чистый пенициллин, а сам, полный надежды, ждал результатов. За это время он подготовил сообщение о пенициллине и прочитал его 13 февраля 1929 года в Медицинском научно-исследовательском клубе. Сэр Генри Дэл, который там присутствовал, помнит реакцию слушателей – она была примерно такой же, как на сообщении о лизоциме. «О да! – говорили мы. – Прекрасные наблюдения, совершенно в духе Флема». Правда, Флеминг вообще не умел подать свои работы. «Он был очень застенчив и крайне скромно рассказал о своем открытии. Он говорил как-то неохотно, пожимал плечами, словно стремился преуменьшить значение того, о чем сообщал... Все же его замечательные тонкие наблюдения произвели огромное впечатление». Возможно, это было так, но аудитория никак не выразила своих впечатлений и вела себя удивительно высокомерно, чуть ли не враждебно.
Обычно, когда члены клуба находят сообщение заслуживающим внимания, они задают вопросы, и тем больше вопросов, чем больший интерес это вызвало. Докладчик за кафедрой ждет вопросов, и, если их нет, он переживает мучительные минуты в этом безмолвном зале. Флеминг испытал такое же тяжелое чувство в день сообщения о пенициллине, как некогда, когда он докладывал о лизоциме. Ни одного вопроса, в то время как следующее сообщение о «Природе неудач при вакцинации» вызвало длительное обсуждение. Флеминг был убежден, что сделал открытие первостепенной важности, и его поразил этот ледяной прием. В 1952 году, когда он был уже в зените славы, Флеминг все еще вспоминал об этой «ужасной минуте». Но тогда, в 1929 году, он никак не проявил своего разочарования. Он знал себе цену; это придавало ему сил и позволяло оставаться внешне невозмутимым.
После этого он написал для научного журнала «Экспериментальная патология» статью о пенициллине. Его первая работа на эту тему – шедевр по своей ясности, сжатости и точности. На нескольких страницах он излагает все факты: отдает должное стараниям Ридли выделить чистое вещество: доказывает, что раз пенициллин растворяется в абсолютном спирте, значит это не фермент и не белок. Он утверждает, что это вещество можно безопасно вводить в кровь, что оно эффективнее любого другого антисептика и могло бы быть использовано для лечения инфицированных участков, что он сейчас изучает его действие при гнойных инфекциях. В заключение он повторяет основные положения, и в частности:
Это заключение вызвало первую и, пожалуй, единственную размолвку между Флемингом и его учителем. Райт, прежде чем дать разрешение напечатать статью, прочел ее (это «разрешение на выпуск в свет» было принято в отделении) и потребовал изъятия восьмого параграфа. Ведь Райт неоднократно утверждал, что действенны только естественные защитные силы организма и вакцины! И разве они с Флемингом не установили, что антисептики – это враги? Но Флеминг, осторожный Флеминг, взвешивавший каждое слово, прежде чем его произнести, Флеминг, который наивысшей похвалой бактериологу считал слова, сказанные им позже о Жюле Борде: «В те времена излагались чудесные теории, но часто без солидной научной основы. Борде, тогда еще молодой ученый, стал работать не над изобретением новых теорий, а над накоплением фактов», – тот самый Флеминг упорно держался за свои наблюдения, и восьмой параграф остался в статье, которая появилась в июне 1929 года.
В ожидании, когда врачи и хирурги больницы дадут ему возможность испытать свой пенициллин на больных (результаты этих опытов он напечатал в 1931—1932 годах), Флеминг закончил свою работу над стафилококками. Она появилась в «System of Bacteriology». Несколько позже он вернулся к этой теме в связи с «Бандабергской катастрофой». В Австралии в 1929 году в Бандаберге (Квинсленд) детям сделали противодифтерийную прививку, и двенадцать из них через тридцать четыре часа умерли. Вакцина оказалась загрязненной очень вирулентным стафилококком.
Тем временем один из лучших в Англии химиков, профессор Гарольд Райстрик, преподававший биохимию в Институте тропических заболеваний и гигиены, заинтересовался веществами, выделяемыми плесенями и, в частности, пенициллином. К нему присоединились бактериолог Ловелл и молодой химик Клеттербук. Они получили штаммы от самого Флеминга и из Листеровского института. Группа Райстрика вырастила «пенициллиум» не на бульоне, а на синтетической среде. Клеттербук, ассистент Райстрика, исследовал фильтрат с биохимической точки зрения, Ловелл – с бактериологической.
Райстрик выделил желтый пигмент, который окрашивал жидкость, и доказал, что этот пигмент
