Жорж Санд

«Исповедь Гяура» — это был первый подарок художника, и «Кентавр» — последнее его подношение. Эта сделка должна была позволить Санд «передать Морису очень приятную ренту в 3 тысячи франков вместо ничего не приносящего богатства» и приобрести маленькое поместье. Родриг помог в этих финансовых мероприятиях. «Вилла Жорж Санд» была куплена на имя Мансо, который обязался завещать ее Морису.

Последнее посещение Ноана — для прощания. Старый мэр — крестьянин, «отец Олар» — плакал. Морис и Лина поучали мудрости мать, оставшуюся слишком молодой сердцем.

Записная книжка Жорж Санд, 25 апреля 1864 года: Воздержание! В чем воздержание, дураки? Воздерживайтесь всю жизнь от того, что является злом. Разве бог сотворил благо, чтобы мы от него отказывались? Воздерживайтесь радоваться прекрасному солнцу и смотреть на цветущую сирень!.. Я работаю… не воздерживаясь от сожаления, что не работала больше. Но мне наскучила работа, и нет в ней интереса… Сегодня вечером читаем роман Мориса. Я училась сегодня днем делать gnocchi[67], буду готовить это в Палезо.

Записи Мансо, 11 июня 1864 года: Последний вечер в Ноане Думаю, что мы все будем о нем вспоминать. Нечего писать оо этом последнем ночном бдении. Но помимо своей воли я думаю о том, что за 14 лет, проведенных здесь, я больше смеялся, больше плакал, больше пережил, чем за предшествующие 33 года… И вот отныне я один с Ней. Какая ответственность! Но зато какая честь и какая радость!

Здесь добавлено почерком Мориса Санда: «Какой фат! Какой глупец!»

Ссор никаких не было, все прошло вполне корректно. «Ноан свернули перед длительным отсутствием», так как Морис и Лина также отказались нести бремя этого огромного жилища: «Мои дорогие дети не хотят управлять Ноаном; они не совсем правы, это же в их интересах… но они стесняются из какой-то деликатности, очень хорошей по существу и сердечной…» Они решили уехать в Гильери, к Казимиру, оставшемуся последним прибежищем для его детей и очень любимым и Морисом и Линой.

Жорж Санд «улетела в Палезо», сопровождаемая стенаниями беррийцев, которые посылали ей вслед грустные ходатайства и почтительные прошения. В Шатре говорили о семейных неладах. Санд протестовала: «Слава богу, мы всегда живем в полном согласии: но если жители Шатра, по своему обычаю, не обвинили бы нас, это значило бы, что они заболели…» Она полюбила новую «квартиру в Париже, малюсенькую, но восхитительную, удобную, чистую, хорошего вкуса». Палезо ее очаровало.

Записная книжка Жорж Санд, 12 июня 1864 года: Я в восхищении от всего: от местности, от маленького сада, от вида, от дома, от обеда, от служанки, от тишины. Это волшебство! Добрый Мансель подумал обо всем; это совершенство!

13 июня 1864 года: Крепкий сон. Оказывается, ветрено и гремит гром. А я этого не заметила… Мы проводим день, распаковывая и расставляя вещи. Так приятно размещать свои вещи в новых шкафах и в таком чистом месте. Люси готовит нам вкусный обед и подает с аппетитной опрятностью. Мы едим землянику из нашего сада, рыбу, яйца и кофе. Это все добывает Мансель?.. Замечательно!..

Жорж Санд — Морису, 14 июля 1864 года: Это — блюдо зелени с маленьким бриллиантом воды в середине, вписанное в дивный пейзаж, настоящий Рюисдаль… Здесь хорошо спится, тихо, как в Гаржилесе, — как ночью, так и днем… Деревья великолепны, луга и хлеба роскошны, но, несмотря на такое усиленное возделывание почвы, по краям тропинок и ручьев совсем немного растений. Сегодня утром я сделала небольшую прогулку и принесла домой жимолость — розовую, голубую и сиреневую, которой у нас нет. Но что бы я хотела вам послать, это розовую таволгу с восхитительного куста из моего садика.

Едва поселившись в Палезо, Жорж Санд узнала ужасную новость: маленький Марк-Антуан Кокотон заболел в Гильери.

Записи Мансо, 19 июля 1864 года: Мы получили ужасное известие, что Марк умирает. «ГОРАЗДО ХУЖЕ. МАЛО НАДЕЖДЫ». Мы послали молодых людей сказать Майару, чтобы они нас ждали на вокзале в Со. Мы укладываем чемоданы и уезжаем Мы могли сесть на поезд из Бордо в этот же вечер, но наш поезд опоздал, и мы пропустили поезд из Орлеана — он ушел пять минут назад. Теперь мы можем уехать только завтри… Мы проводим ночь на улице Фёйянтин. Мы хорошо сделали, взяв с собой Люси…

20 июля 1864 года: Новая телеграмма: «ЕСЛИ ТЫ ХОЧЕШЬ ЕГО УВИДЕТЬ, ПРИЕЗЖАЙ». Приход Майара и Камиля, которых мы уговорили ехать с нами. Мы обедаем у себя, одни, на улице Фёйянтин и отъезжаем с вокзала в 7 часов 45 минут. Мы в двухместном купе…

21 июля 1864 года: Между Перигё и Ажаном мы завтракаем в нашем купе. В Ажане в половине одиннадцатого мы застаем ожидающую нас почтовую карету и срочно направляемся в Гильери, куда прибываем в 2 часа. Вот уже полчаса, как мы узнали от сельского почтальона, что приехали слишком поздно: ребенок умер сегодня утром. Первый человек, кого мы встречаем, — Морис; потом господин Дюдеван и госпожа Далиа; потом госпожа Морис…

Это последняя встреча Санд со своим мужем. Казимир, которому было неприятно принимать ее под своей крышей, сказал; «Я не могу помешать ей приехать, чтобы увидеть внука». Когда объявили: «Карета госпожи баронессы», — Дюдеван вышел со своими друзьями на крыльцо. Аврора привезла с собой доктора Камиля Леклерка и Мансо. Она тихо прошептала: «Казимир…» — «Мадам, — сказал он, — вы знаете свою комнату; со времени вашего отъезда в ней никто не жил». Наложница вежливо сопровождала законную жену, которая сказала ей: «Я вам вверяю моего старого мужа».

На Жорж Санд было странное платье, приподнятое на красной нижней юбке; она курила огромные сигареты. Во время обеда она не сказала ни слова. Присутствующие в Гильери заметили «ее удрученный вид, ее полноту, ее отвислые щеки». На следующий день она уехала. «Какое впечатление произвела на вас последняя встреча с вашей супругой?» — спросил у Казимира доктор Сельси. — «О! — ответил он. — У меня не было желания называть ее Авророй; она была скорее похожа на заходящее солнце…»

Морис и Лина возвратились в Ноан, Санд — в Палезо. В этой скорби еще раз она удивила своих друзей силой сопротивления горю: «Какое несчастье! И однако, я требую, я приказываю иметь второго ребенка, потому что надо любить, надо страдать, надо плакать, надеяться, создавать…» Обеды у Маньи, водевиль, Жимназ, Одеон — жизнь снова пошла по замкнутому кругу. Мансо кашлял, приводил в порядок Палезо, а по вечерам играл в безик со «своей Дамой».

Глава шестая Страдания и смерть Мансо

1865 год был скорбным. Мансо кашлял, его лихорадило; он угасал с ужасающей быстротой. Жорж