и те же функции, что и у английского короля. Это не пустяк.
— Я вполне согласна с Монте, — горячо вмешалась Дениза.
— Возможна и другая точка зрения, — возразил Ольман с мягкой настойчивостью. — Бриан — человек уставший, он должен придерживаться определенного режима. Вы убьете его, если заставите ежедневно присутствовать на открытиях выставок картин.
— Ему совершенно не обязательно открывать выставки картин, — резко возразил Монте. — Прежде президенты совсем не занимались такими делами; у них было больше свободного времени, и престиж их был внушительнее. Тут то же самое, что и с поездками министров. В первые годы Республики приезд министра бывал крупным событием. А теперь министерства стали чем-то вроде футбольных команд, которые каждое воскресенье утром в полном составе отправляются куда-нибудь. Но Конституцией это не предусмотрено.
Ольман вздохнул, потом покачал головой.
— Допустим даже, что в основном вы правы, — сказал он. — В действительности же, учитывая нынешнее состояние общественного мнения, нельзя желать, чтобы Бриан был избран, потому что это расколет Францию надвое. Президент должен быть фигурой, призывающей к умеренности, должен быть сдерживающей силой, рулем, а не поводом для разногласий. Предположим, что вы добьетесь избрания Бриана; каким же будет его возвращение в Париж? Сразу же начнутся демонстрации протеста.
— Тем лучше, — возразил Монте. — Пусть только авеню Елисейских полей позволит себе устроить демонстрацию против Бриана: в следующее же воскресенье мои друзья и я сам приведем туда все окраины и пригороды… Давно пора чуточку встряхнуть страну.
— Я присоединюсь к вам, Монте, — сказала Дениза.
— Буду крайне польщен, сударыня.
— А я — буду весьма встревожен, — заключил Ольман.
Монте спросил, собирается ли она завтра в Версаль. Баронесса Шуэн приглашала ее, но ей не хочется ехать. Завтракать в обществе Сент-Астье и адмирала! Нет, результатов голосования она предпочитает ждать в Париже. Монте пообещал позвонить ей из Версаля после баллотировки, и они сговорились, что вместе отправятся смотреть въезд президента.
Следующий день она провела спокойно; она ходила пешком по Парижу. Цвели каштаны. К пяти часам она вернулась домой. Монте вызвал ее к телефону раньше, чем она предполагала.
— Позор! — сказал он. — Мы потерпели поражение… Да… Четыреста голосов… Да, я остаюсь на второй тур, но кандидатура Бриана уже даже не баллотируется… Меня повезут с собой Тианжи; не хотите ли встретиться часов в восемь на углу авеню Булонского леса и авеню Бюжо?.. Нет, обедать я не поеду… Зайдем в какое-нибудь кафе.
— Хорошо… Я приеду… Впрочем, подождите, Монте… Эдмон еще не вернулся, не знаю, где его сейчас застать… Ну ничего — оставлю ему записку.
— Но вы приедете одна?
— Разумеется.
Монте поджидал ее в назначенном месте. Он непринужденно, по-товарищески, взял ее под руку и повел.
— На вокзале Майо есть вполне приличный ресторанчик… Времени у нас достаточно. Думер[47] не может приехать раньше девяти… Мы слегка закусим, и я вам расскажу все, что произошло в ассамблее.
В прилегающие к авеню переулки прибывали войска; слышался конский топот; полицейские с плащами на руках размещались, словно стрелки, вдоль пустых тротуаров.
— Третья Республика держится крепко, — заметил Монте. — Мне говорили, будто начальник полиции сказал: «За порядок я ручаюсь в любом случае… Но если выберут одного, мне нужно две тысячи человек, а если другого — то шесть тысяч, вот и все».
Они взяли такси; шофер обернулся к ним.
— Итак, кто же? — спросил он.
— Думер, — ответил Монте.
— Вот как? А откуда он родом? Если с юга — будет хорошо.
— Старики из сената знают юг лучше нашего, — вздохнул Монте.
За обедом он рассказал, как протекало собрание.
— Атмосфера была зловещая… В кулуарах пахло изменой и затхлостью… Как только объявили результаты первого тура, вокруг Бриана образовалась страшная пустота… От этого сгорбленного старика, который вдруг остался в одиночестве в Зеркальной галерее, веяло чем-то шекспировским… Я подошел к нему; он мне сказал, стараясь казаться веселым: «Что ж вы хотите, они голосовали за своего президента».
— Сент-Астье, вероятно, торжествуют?
— Конечно; она шумела больше всех… Вопила на весь Трианон.
Они направились к авеню Булонского леса пешком; вдоль тротуаров скапливался народ. Монте где-то добыл два стула и помог Денизе взобраться на один из них. Рядом с ней стоял какой-то толстяк в очках; отстраняясь от него, Дениза оперлась на Монте. Он стал молчаливым, его охватило чувство нежности. Он думал о том, каким бы он чувствовал себя сильным, будь возле него такая женщина. Потом вспомнил свою юность, юность несчастного студента, и день, когда он пришел в этот район нарочно для того, чтобы разжечь свою ненависть к богатым, наблюдая, как женщины вроде этой вполголоса отдают распоряжения своим шоферам. Полицейские офицеры высших рангов прохаживались посреди пустой улицы. Издали послышался рокот голосов; показалась небольшая машина, сидевшие в ней двое мужчин с беспокойством смотрели по сторонам. Дениза, которую Монте поддерживал, обхватив за талию, склонилась вперед и увидела вдали приближающихся лошадей, сверканье сабель, синее облако всадников. Экипаж был так тесно обрамлен сопровождающими, что лица президента они не увидели. Вокруг раздавались приветственные возгласы. Толстяк в круглых очках крикнул, размахивая шляпой, что-то невразумительное. Все уже кончилось. Вслед за кортежем устремился поток такси. Монте на мгновенье задержался на стуле, ради удовольствия чувствовать возле себя Денизу. Человек в круглых очках обратился к ним:
— А собственно говоря, кто это проехал? — спросил он.
Дениза рассмеялась. Эта фраза весь вечер веселила их.
Им не хотелось разлучаться. Ночь стояла ясная, теплая.
— Пройдемся вокруг прудов, — предложила Дениза.
Во время прогулки Монте откровеннее, чем когда-либо, говорил о своей ненависти, о своих колебаниях и надеждах. В ней росла большая нежность, искреннее желание поддержать, подбодрить его. Эти смешанные чувства были похожи на любовь. Когда они поздно вечером вернулись в Париж, он решился поцеловать ее. Сначала она не противилась, потом ласково отстранила его.
— Нет, — сказала она, — не надо… Я не принесу вам счастья… наоборот.
Эдмон дожидался ее.
— Вы совсем безрассудны, — сказал он. — Где вы были? Я страшно волновался. Я уже хотел позвонить в полицию. Уже целый час я сижу за дверью, слежу за каждой подъезжающей машиной.
Она без особого труда оправдалась. А истина заключалась в том, что в течение этих нескольких часов она совершенно забыла о нем. Он не мог заснуть и жаловался на межреберную невралгию, которая не давала ему вздохнуть. Дениза ухаживала за ним, но думала при этом, что он жалуется главным образом для того, чтобы она занималась им.
XII
Раз в месяц Дениза Ольман приглашала к себе знакомых на музыкальные вечера. Она не любила приемов и изобрела средство, которое позволяло ей быть вежливой и в то же время избегать несносных разговоров. Эти вечера прославились в Париже как благодаря высокому уровню исполнителей, так и
