сила. Казалось, что в дни великого потрясения всей цивилизации люди, сознавая грозящую человечеству опасность, нуждаются друг в друге. Шмиты остались в городе, Тианжи — тоже. Дениза каждый вечер говорила с детьми по телефону. Мари-Лора жаловалась:
— Мамочка, что же вы совсем не приезжаете… Обещайте, что приедете на мои именины, второго августа.
— Второе число — воскресенье, — сказала Дениза мужу. — Надо непременно съездить. Мне не хочется огорчать детей. Поедемте в Сент-Арну в субботу, а если вы к тому времени еще не успеете закончить все дела, можете возвратиться в Париж в понедельник.
Когда они приехали, оказалось, что маленький Оливье немного простудился и лежит; зато Мари-Лора и Патрис встретили их с восторгом. Дети веселились, чувствовали себя непринужденно. Патрис был занят главным образом собачкой Микет, которую ему недавно подарил садовник.
— Мама, Микет хворала, но сама виновата. Знаете,
— Не говори: «
— Знаете, папа, она по ночам охотится, она зубами убивает зайцев… Садовник сам видел. Он устроил всем нам по садику…
— Да, но мы в садиках еще совсем не работали, и они заросли сорной травой… — вставила Мари- Лора. — Мамочка, вы не забыли про пирог ко дню моего рождения и про девять свечек?
Дениза не забыла. Она привезла и подарок. Ей хотелось, чтобы этот торжественный день, даже в год тяжелых испытаний, остался в памяти дочери радостным событием. Погода стояла прекрасная. Коричневые и белые коровы, пасшиеся на залитых солнцем лугах, искали прохлады на опушках леса. Дениза с удовольствием села на террасе, но детская болтовня быстро ее утомила. Она завидовала женщинам, которые, как Элен де Тианж, могут часами играть в прятки, в бирюльки и находить в этом удовольствие. Воспитательницы говорили о Денизе: «Она не любит своих детей». Это было неверно; она все сделала бы для них, но в их присутствии она чувствовала себя чужой, ей не хватало терпения.
— Знаешь, Мари-Лора, — сказала она, — сегодня вечером к нам приедут господин Шмит и господин де Лотри. Завтра они будут на твоем праздничном обеде. Ты заказала то, что тебе хочется?
У них установился такой обычай, что каждому ребенку в день его именин предоставлялось право заказать обед по своему вкусу.
Из отворенного окна донесся бесстрастный голос:
— На нью-йоркской бирже… начало вялое… Индекс акций…
— Это папа включил радио, — пояснил Патрис.
— Эдмон! — крикнула Дениза. — Не надо! Дайте себе хоть здесь отдохнуть!.. Достаньте, пожалуйста, мою книгу.
Он выключил приемник, принес ей книгу, взял газету и уселся против нее. В Сент-Арну, наедине с Денизой, в окружении детей, он чувствовал себя счастливым. Она стала было читать:
«Поступки некоторых людей отзываются на многих тысячах человек подобно тому, как пертурбации и изменения среды оказывают влияние на всех живущих…»
Патрис подозвал свою собачку:
— Микет! Микет! Не смей это трогать! Вот противная! Микет, сюда!
«Всякому существу непременно нужно мучить другое», — подумала Дениза.
«Как явления, таящиеся в природе, способствуют образованию града, тайфуна, радуги, эпидемии, так явления интеллектуального порядка воздействуют на миллионы людей, подавляющее большинство которых принимает их точно так же, как принимает прихоти неба, моря, земной коры. Ум и воля…»
В гостиной раздался звонок.
— Телефон! — молвила она с досадой. — Париж не хочет оставить нас в покое… Подойдите, Эдмон.
Он вошел в дом и тотчас же вернулся.
— Это вас, — сказал он холодно. — Мужской голос.
— Вероятно, Лотри или Шмит не могут приехать.
Она встала, подошла к аппарату. Мари-Лора лежала на ковре в углу гост иной и рассматривала картинки в старом иллюстрированном журнале. Дениза взяла трубку. Звонил Монте. Она удивилась. Парламент был распущен на каникулы.
— Слушаю! Да, понимаю, — говорила она. — Я думала, вы в Перигоре.
— Нет, я в Париже, на сутки. Мне непременно надо повидать вас. У меня неприятности… Провести с вами вечер будет для меня большим утешением.
— Очень сожалею, но это совершенно невозможно, — отвечала она. — Дети страшно огорчатся.
Она взглянула на Мари-Лору; та молчала, погрузившись в журнал, и даже не подняла голову.
— Послушайте, Монте, — продолжала Дениза, — чего же проще… Приезжайте вы сюда. У нас будут только свои — Лотри, Шмиты.
— Нет, нет, — возразил он, — это совсем не то. Я не в состоянии участвовать в общем разговоре. Я хочу видеть только вас. Умоляю — приезжайте, хотя бы на один вечер…
— Не могу.
— Я думал, вы великодушнее. Дети будут при вас все лето.
Она уже колебалась.
— Но вы сами виноваты, — сказала она. — Зачем было выбирать именно этот день? Вы же знаете, что в субботу вечером мы почти всегда в Сент-Арну.
— Нет, в последнем письме вы говорили, что никак не можете решиться уехать из Парижа. А я примчался из дордонской глуши специально, чтобы повидаться с вами. Представьте себе мое разочарование, когда ваш швейцар сказал, что вы уехали… Ну, прошу вас… Только на один вечер…
— Но у нас весь дом заперт.
— Приезжайте в гостиницу.
— Нет, Монте, этого я не могу.
Она посмотрела в окно. Эдмон делал вид, что читает, но, несомненно, прислушивался. Жужжали насекомые. Птичка с красной грудкой опустилась на газон и что-то клевала. В деревенской тишине слышался скрип повозки, направляющейся к какой-то ферме. Дениза представила себе осунувшееся лицо Монте, искаженное желанием и тоской.
— Ну хорошо… Алло? Слушаете? Сегодня никак не могу; я жду к себе Лотри и Шмитов. Если я уеду, это будет совершенно необъяснимое невежество. А завтра я уеду отсюда после обеда и проведу с вами вечер. Довольны? Где же мы встретимся? Где? Хорошо. Хорошо, около восьми… Нет, по железной дороге… Да… Разумеется… До завтра.
Она повесила трубку и вышла на террасу, намереваясь объяснить мужу сложившиеся обстоятельства. Но он уже встал с кресла:
— Я, надеюсь, не так понял? — сказал он. — Вы не обещали Монте приехать завтра вечером в Париж?
Она собиралась говорить с мужем ласково и деликатно, но его резкий выпад понудил ее насторожиться.
— Почему? — спросила она сухо.
— Потому, что это совершенно немыслимо… Мы только что приехали сюда, у нас до понедельника гости…
— Вы с ними и останетесь.
— Право же, Дениза, вы безрассудны… Не воображайте, что я позволю вам провести ночь одной в Париже…
— А вы не воображайте, что я стану просить у вас позволения…
— В таком случае я поеду вместе с вами.
— А это уж совсем нелепо и невозможно… Нельзя же оставить здесь гостей одних. Наконец, я еду в Париж, чтобы повидаться с Монте, он расстроен, у него большие неприятности, и он хочет видеть меня, а не вас…
