честь уроним.
— Ого! Мы за столько в Неаполе фелюгу с шебекой нанимали.
— Так что? Может, откажемся?
— Нет, нет! Ты что? Кто ж от награды отказывается. Плати. А кому платить-то? Магистру?
— В финансовую камеру. А магистр награждать будет.
— Ну что ж, плати… — вздохнул Шереметев. — Достанет ли нам на обратную дорогу потом?
— Должно хватить. На материк-то они нас бесплатно доставят. Ну а если не хватит, — усмехнулся Курбатов, — ваш крест продадим.
— Дурак ты, Алешка, — сказал Шереметев, но шутку оценил, улыбнулся добродушно.
Сам великий магистр Раймунде, возложив на плечо Шереметева шпагу, посвятил его в рыцари Мальтийского ордена за его «славные победы над врагами Креста — османами» и попросил повторить за ним слова клятвы посвящаемого:
— Я, Борис Шереметев, вступая в орден иоаннитов, клянусь посвятить жизнь свою священной борьбе с врагами Креста нашего, не щадя ни состояния, ни живота своего.
Магистр лично прикрепил на лацкан кафтана посвященного восьмиконечный Мальтийский крест и трижды облобызал нового рыцаря.
На крепостной стене грохнула пушка в честь такого события.
На следующий день после награждения Бориса Петровича пригласили к магистру и тот вручил ему ответное письмо царю, сказав при этом:
— Нам искренне жаль расставаться с братом нашим Борисом, но мы желаем тебе счастливого пути, ибо ты исполняешь волю великого государя России и должен донести до него наше послание.
«Эк они хитро выдворяют-то «брата» своего, канальи!» — подумал новоиспеченный кавалер, но вслух молвил:
— Великий государь ласкал себя мыслью быть гостем у вас, магистр.
— О-о, это было бы высокой честью для нас! — воскликнул Раймунде. — Наша семья пополнится тогда еще одним кавалером. И каким!
В тот же вечер кавалер Мальтийского креста Борис Шереметев со всей своей свитой отплывал на материк. И провожавшие его братья-рыцари были опечалены расставанием. Однако боярин уже знал истинную цену этим чувствам, но не унывал, поскольку его вновь ждала Италия.
Глава восьмая
ВЕНСКИЕ ВЫКРУТАСЫ
Более года пробыл царь с Великим посольством за границей. И хотя результаты переговоров, которые вели Великие послы, были ничтожными (им так и не удалось сколотить союз против султана), самому Петру этот год дал очень много. Он в совершенстве освоил судостроение и проектирование судов, артиллерийское дело, судовождение, проработав много месяцев на судоверфях Голландии и Англии. Меж делом изучил хирургию, анатомию человека, стоматологию и даже гравировку по металлу. Вообще не пропускал ничего, что попадало в поле его пытливого зрения. Для него было интересно всякое дело: будь то сборка часов, шитье парусов, кручение канатов, литье пушек. Учился не только сам, но и заставлял всех окружающих осваивать самые различные профессии, чаще своим примером, иногда силой, принуждением, повторяя: «Бог дурака поваля кормит».
И теперь он торопился. Впереди ждала Венеция, где он должен научиться строить галеры.
Одиннадцатого июня 1698 года Великое посольство прибыло в Штоккерау — городок в предместье Вены. Начались утомительные переговоры о порядке и протоколе официального въезда и приеме посольства при дворе императора Леопольда. Поскольку при этом полагалось по старой традиции дарить собольи «сорочки» (связки по сорок шкурок), а их у Великих послов уже не осталось, то был срочно отослан в Москву дворянин Борзов за «сорочками».
— Гони, братец, как можно скорей, — наказал ему Головин {68} . — От этого зависит наш въезд в Вену.
И Борзов погнал, не жалея ни себя, ни лошадей, ни кучера.
Теперь можно было и не спешить с обсуждением протокола, и даже затягивать переговоры. Но чтобы австрийцы не заметили заминки, Великие послы — Франц Лефорт {69}, Федор Головин и Прокофий Возницын {70} — стали домогаться лично встречи Петра с императором Леопольдом. После долгих препирательств канцлер граф Кинский согласился, но на условиях, что Петр при встрече не будет вести деловых разговоров. Это каково! Петру, не терпевшему безделья и пустословия, предлагалось говорить о чем угодно, только не о деле.
— Так о чем я стану с ним говорить? — недоумевал Петр.
— Ну, во-первых, поблагодари его за счастье лицезреть его, справься о здоровье его самого, жены, детей, — наставлял Петра Лефорт как мастер светской болтовни. — Похвали, наконец, Вену, герр Питер. Выскажи желание осмотреть ее достопримечательности. Напросись в оперу. Смотри по обстоятельствам, мне ль тебя учить.
— Главное, Петр Алексеевич, — подсказывал Головин, — не раздражи старого пердуна, не дай ему повода рассердиться, будь этаким паинькой, чтоб канцлер потом не колол нам глаза: вы, мол, грубы, невоспитанны.
— Но какой же прок от такой аудиенции?
— Проку, может, и никакого, поскольку ты, Петр Алексеевич, лицо неофициальное ныне. Да, да. Но какая-то зацепка уже будет, какая-то подвижка в переговорах начнется.
— А если он сам заговорит о деле?
— Не заговорит, Петр Алексеевич, за это можно головой ручаться.
— И все-таки?.. А вдруг…
— Если «вдруг», то ты сам знаешь, чего спросить надо. По договору он должен вести наступательную войну с султаном до тысяча семьсот первого года. Намерен ли он исполнять свои обязательства? Интересно, как он вывернется? Впрочем, я твердо убежден, о деле он не заикнется. Думаешь, канцлер зря настаивал на этом?
Петр и на этот раз превзошел самого себя, что далось ему, как увидим далее, нелегко.
Аудиенция была дана в присутствии канцлера и других приближенных в огромном зале дворца.
Единственное нарушение протокола, сделанное неумышленно Петром, состояло в том, что он проскочил середину зала, где должен был встретиться с императором. Уж слишком медленно плелся старый Леопольд к месту встречи, обозначенному в протоколе.
Встреча произошла на половине императора и со стороны выглядела трогательной и душевной.
— Ваше величество, я благодарю вас за возможность, предоставленную мне, лицезреть вас и приветствовать в вашем лице величайшего государя христианского мира, — начал Петр, как и велел Лефорт, но, увидев нездоровый цвет лица императора, спросил участливо: — Вам нездоровится, ваше величество?
— Какое здоровье, мой друг, в мои-то годы?
— А что вас беспокоит? — продолжал Петр снимать «врачебный» анамнез {71}.
— Да аппетит совсем пропал, — пожаловался Леопольд.
— Аппетит? — переспросил Петр. — Попробуйте пить, ваше величество, настойку конотопа. И аппетит восстановится.
— А что это за трава конотоп?
— Эта трава растет повсеместно, ваше величество, она еще называется птичьей гречушкой, и сейчас как раз время собирать ее. Поручите это вашему аптекарю, а я готов рассказать ему, как это делается, как надо сушить, заваривать.
— Спасибо, мой друг, за совет, — сказал Леопольд, беря Петра под руку. — Я постараюсь воспользоваться им.
