следствие этого, на опасность. С точки зрения Чернышова, террористы действовали нелогично, и это его беспокоило.
«Все-таки очень странно ведут себя террористы, – рассуждал он, – сначала Салтанов сам лично предложил явно невыгодный обмен заложников. Сейчас не менее странно повел себя и Пашаев». Вместо того чтобы торопить его с вылетом, Пашаев, наоборот, явно тянет время. Почему террористы не торопятся покидать свой лагерь? Чего они ждут? Ведь ситуация прояснилась. Она не изменится. Или террористы так не считают? Но на что они надеются? Наконец Чернышов положил микрофон и повернулся к Анофриеву.
– У меня плохое предчувствие, – сказал он.
– Отменим вылет? – спросил Анофриев.
Он уже не спорил с Чернышовым. Командир отряда «Альфа» не раз имел возможность убедиться в аналитических способностях руководителя операции. Теперь Анофриев готов был поверить Чернышову, если бы тот в своих умозаключениях ссылался на одну интуицию, а не на аналитический расчет.
– Нет, вылет отменять не будем. Но в странностях поведения террористов надо разобраться, – ответил на вопрос Анофриева Чернышов.
– Что вас смущает, Павел Андреевич?
– Все. Меня в поведении террористов смущает все. Начнем со второго запуска. Когда Салтанов узнал, что его первая ракета не достигла цели? В двенадцать часов. А когда запустил вторую ракету? Через час и двадцать минут. Я могу допустить, если бы он запустил новую ракету сразу после нашего первого разговора. У террориста сдали нервы, и он запускает вторую ракету. Это понятно. Но через час и двадцать минут Салтанов уже овладел собой. Он ведет переговоры о своем вылете в Чечню. И неожиданно новый запуск. Я абсолютно уверен, что Салтанов действовал сознательно, запуская вторую ракету. Тогда какую он ставил перед собой цель?
Анофриев недоуменно пожал плечами. Чернышов часто использовал подобную манеру рассуждения. Он размышлял вслух, задавая своему собеседнику вопросы, над которыми они думали вместе. Часто такое совместное рассуждение приносило хорошие результаты. Обычно в качестве собеседника, которому Чернышов задавал свои вопросы, выступал Артем Ветров. Но сейчас Ветрова не было рядом. Чернышов сам отправил Артема в госпиталь. И в своих рассуждениях он обращался к Анофриеву. Но Анофриев еще не привык к подобной манере обсуждения, поэтому в основном молчал. Павел Чернышов вынужден был развивать свою мысль в одиночку.
– Следующая неясность – это странное поведение второй ракеты, – продолжал излагать свои сомнения Чернышов, – неуправляемый полет в течение нескольких секунд и падение в неизвестном горном районе. Чем это вызвано? Савельев предполагает, что в ракете полностью отказала электроника. Хотя он же утверждает, что вероятность этого ничтожно мала.
– Так это, наверное, террористы специально вывели из строя электронику, чтобы нельзя было управлять ракетой со станции наведения, – предположил Анофриев.
– Я тоже вначале так подумал, – утвердительно махнул рукой Чернышов. – Но опять же, было бы логично, если Салтанов сделал бы это раньше, как только узнал, что мы можем сбивать ракеты с курса. Так нет же. Он ведет с нами переговоры, устраивает радиоинтервью с заложником и уже только после этого запускает ракету. Хотя его специалист по метеорологическим ракетам должен понимать, что без электронного оборудования ракета скорее всего не долетит до Пятигорска. Собственно, что и подтвердил этот странный запуск.
Чернышов посмотрел на Анофриева, ожидая от него каких-либо комментариев. Но Анофриев опять промолчал. Надо отметить, что Чернышов говорил очень быстро и Анофриев не всегда успевал следить за ходом его мысли. Так и не дождавшись от командира отряда «Альфа» ни одного слова, Чернышов продолжил:
– Теперь в высшей мере странное предложение Салтанова об обмене заложников.
– Но вы же сами, Павел Андреевич, собирались ему это предложить, – удивился Анофриев.
– Вот именно, сам. Такое предложение никак не могло последовать от террористов. Ведь это для них невыгодный обмен. Или ненависть Салтанова ко мне настолько сильна, что он решился пренебречь собственной безопасностью?
– Все может быть. Душа террориста – потемки, – заметил Анофриев.
– У Салтанова душа убийцы-маньяка, если она у него вообще есть, – раздраженно бросил Чернышов, – а что касается его мотивации, то психологический портрет показывает, что Салтанов очень расчетливый и осторожный преступник. И согласно тому же портрету Салтанов не мог поступить так без достаточно основательных причин.
Анофриев удрученно вздохнул. Он так и не успел ознакомиться с психологическим портретом Салтанова, хотя из информационно-аналитического отдела управления по борьбе с терроризмом он поступил еще вчера.
– А как ведет себя Пашаев? – Чернышов перевел разговор на секретаря Набиева. – Вместо того чтобы поторопить меня, он сам тянет время.
– Может, он побоялся лично принять решение и побежал советоваться с Салтановым, – предположил Анофриев.
– Сколько мы уже разговариваем? Десять минут. Да за это время можно было уже десять раз посоветоваться. И потом о чем советоваться? Я сообщил террористам, что у нас готов вертолет. То есть фактически выполнил их собственные требования. Все, обменивайте заложников и улетайте. Чего еще ждать?
– Что-то удерживает их в лагере, – заметил Анофриев.
– Вот именно! – согласился Чернышов. – Знать бы еще что.
Разговаривая с Анофриевым, Чернышов не развеял своих сомнений и не получил ответов на собственные вопросы. Но он был рад уже тому, что хотя бы четко сформулировал их.
Террористы вышли на связь ровно в пятнадцать часов. На этот раз Салтанов лично разговаривал с Чернышовым. Главарь террористов подтвердил свои первоначальные намерения. Он сообщил, что готов произвести обмен заложников, оставить все химическое оружие и вылететь со своим отрядом в Чечню. Закончив разговор с Салтановым, Чернышов встретился взглядом с Анофриевым.
– Как говорится, приближается момент истины, – сказал он.
Они уже направлялись к вертолету, когда Чернышова догнал Савельев.
– Павел Андреевич, – взволнованно сказал он, – там среди заложников девочка, Ира Скворцова. Помните, я говорил про студентку метеорологического института, которая отрабатывает преддипломную практику. Она моя племянница. Ира мне как дочь. Своих-то детей бог мне не дал. Отец Иры давно умер. Сейчас ее мать, моя родная сестра, да я – для Иры самые близкие люди. Павел Андреевич, если с ней что- нибудь случится, я этого не переживу.
Глаза Савельева наполнились слезами. Теперь Чернышову стала понятна причина волнения Савельева. Невольно Чернышов поставил себя на его место: «Что бы чувствовал я, если бы знал, что Ксения находится в руках террористов? Нет, такое невозможно представить. Я никогда не смогу понять, что чувствует сейчас Савельев. Не дай бог никому пережить такой кошмар».
– Николай Васильевич, – Чернышов пристально посмотрел в глаза Савельеву, – моей дочери шестнадцать лет. Ради ее жизни и безопасности я готов на все. Я никогда не оказывался в вашем положении, но обещаю, что сделаю все, чтобы спасти вашу племянницу.
– Пожалуйста, Павел Андреевич, спасите ее, – Савельев отвернулся, чтобы промокнуть глаза.
– Я выполню свое обещание, – твердо сказал Чернышов и, развернувшись, поспешил следом за Анофриевым, который уже забрался в кабину вертолета и запускал двигатель.
Через несколько минут машина оторвалась от земли и взяла курс на лагерь террористов. Уже второй раз полковник Чернышов и майор Анофриев летели к базе террористов. Но на этот раз они были только вдвоем. Бойцы отряда «Альфа» остались на земле. Теперь Чернышов с Анофриевым могли рассчитывать только на себя.
Глава 59
ЧЕРНЫШОВ, АНОФРИЕВ
Они летели молча. Анофриев управлял вертолетом, Чернышов сидел рядом в кресле второго пилота. Между ног
