пола, он бросился на стоящего у двери контрразведчика. Но уже в следующее мгновение вновь шлепнулся на задницу, потому что один из стоящих у стены бойцов молниеносно подсек его ноги. Скривившись от боли, боевик разразился длинной цепью ругательств на арабском языке. Пока он сыпал проклятиями, Овчинников вынул из пакета его мобильный телефон и рацию. Телефон он сразу отложил в сторону, а рацию зажал в кулаке, шагнул к террористу и, пнув его по ноге, приказал:
– Заткнись!
– Это ты заткнись! – неожиданно выкрикнул задержанный по-русски. – Я ничего не боюсь! Это вам, поганым гяурам, нужно бояться! Скоро, очень скоро мои боевые братья обрушат на вас всесокрушающий гнев Аллаха! И вы все умрете, как грязные, вонючие псы!
Не двигаясь с места, Овчинников сделал неуловимое движение рукой, выхватив откуда-то из-за спины короткоствольный, но страшный по своей разрушающей силе «ПСС»[2], и приставил холодный ствол пистолета ко лбу террориста. От неожиданности боевик вздрогнул всем телом и замолчал.
– Значит, все-таки боишься, – удовлетворенно кивнул головой Овчинников. – А теперь слушай меня. – Он наклонился к террористу и показал ему зажатую в левой руке радиостанцию. – Сейчас я включу рацию, и ты свяжешься со своими. Скажешь им, что путь свободен. Что ты лично осмотрел всю станцию и убедился, что ни милиции, ни военных там нет... Но если ты что-то напутаешь или ошибешься... – Овчинников сделал паузу, чтобы боевик услышал щелчок взводимого курка. – Это будет последняя ошибка в твоей жизни. Ты все понял?
Террорист кивнул.
– Говори!
Овчинников нажал клавишу передачи – Ворон увидел, как на радиостанции вспыхнул оранжевый светодиод, – и поднес рацию ко рту террориста.
– Гамид! В Арзамасе засада, на вокзале русский спецназ! Они меня повязали! Убей их, Гамид! Убей их всех!!! – во все горло заорал боевик и, когда Овчинников отключил рацию, в бешенстве прокричал: – Что смотришь, шакал?! Стреляй! Я все равно попаду в рай! А ты и твои шакалы будете гореть в аду!
Он рванулся так, что затрещали наручники, и, вскочив на ноги, с рычанием вцепился зубами в пистолетный ствол. Стоящие у стены вымпеловцы ринулись к террористу. Но Овчинников левой, почти без замаха, ударил его кулаком в подбородок, и террорист опрокинулся на пол и остался лежать неподвижно, скалясь в потолок обломками выкрошившихся зубов.
– Нокаут, – абсолютно спокойно констатировал Овчинников и, обращаясь к застывшим на месте подчиненным, приказал: – Все. Закройте его в местной КПЗ. Он нам больше не нужен.
Те подхватили с пола бесчувственное тело террориста и вынесли его из кабинета.
Оставшись с другом наедине, Ворон изумленно уставился на Овчинникова:
– Как ты мог поверить этому бандиту?
– Что? – Майор-вымпеловец недоуменно сдвинул брови, а когда понял, что имеет в виду его друг, от души расхохотался. – Ты что, всерьез поверил, что я дам ему воспользоваться рацией? Смотри...
Он вновь вынул из кармана нож и, сковырнув съемную панель, протянул вскрытую радиостанцию Ворону. Внутри, рядом с микросхемной платой, нелепо торчали два оборванных проводка.
– Я же отсоединил антенну, – пояснил Овчинников. – Этот урод мог орать все, что угодно, но его рация была глуха и нема как рыба... Зато, – Овчинников многозначительно посмотрел на Ворона, – теперь мы точно знаем, что оставшихся бандитов он о нашей засаде известить не успел.
– Лихо, – уважительно покачал головой Ворон.
– Ладно, – Овчинников вновь стал серьезен. – Поздравим друг друга, когда обезвредим оставшихся гадов.
Расстегнув железнодорожный китель, он снял с пояса свою радиостанцию и протянул ее Ворону:
– Держи. Это тебе вместо мобильника.
– Мне?! – опешил Ворон.
– Тебе, тебе. Углов распорядился. Он через директора добился твоего оперативного подчинения. И, как будто зная, что мы с тобой обязательно встретимся, приказал мне получить рации не только на моих бойцов, но и на тебя.
Ворон просиял: они снова будут действовать вместе, как раньше, когда служили в одной группе. Он взял в руки радиостанцию, сохранившую тепло ладони его друга, внимательно рассмотрел ее, запоминая расположение управляющих клавиш, потом поднял глаза на Овчинникова и нерешительно произнес:
– Мне бы еще пистолет.
Овчинников изумленно вытаращил глаза:
– Так ты этого урода голыми руками скрутил?!
Ворон смущенно кивнул:
– Так получилось. Я свой пистолет выронил, когда на поезде с другим уродом боролся...
Он собрался рассказать о своей схватке с двумя террористами на крыше цистерны, но Овчинников опередил его: быстро отстегнул оперативную поясную кобуру со своим пистолетом, из которого только что целился в лоб террориста, и протянул оружие Ворону:
– Держи.
– А как же ты? – замешкался Ворон.
– Обойдусь автоматом. У меня «вал»[3] в снаряжении.
Ворон с благодарностью взглянул на Овчинникова и, взяв у него из рук пистолетную кобуру, сейчас же повесил ее себе на пояс.
– Что теперь?
– Встречаем поезд, наблюдаем за боевиками. Если ситуация позволит – атакуем. Нет – пропускаем дальше и преследуем на тепловозе.
– Почему на тепловозе? – удивился Ворон.
Овчинников хитро улыбнулся:
– Задумка генерала. Пока электровоз контролируется террористами, поезд не остановить командой диспетчера. Но! – Он выдержал эффектную паузу. – Можно отключить контактную сеть! Когда состав подойдет к мосту через Тешу, железнодорожники, по нашей команде, на всей ветке вырубят ток. Нам останется только остановить потерявший ход состав.
Ворон понимающе кивнул. Изложенный другом план был хорош. Но он по собственному опыту знал, что даже в самых лучших, самых безупречных планах возможны любые накладки. И ни он, ни Бондарев, ни сам Углов – вообще никто не даст гарантию, что все произойдет именно так, как рассказал Антон. Ему оставалось уточнить детали и, главное, – свою роль в предстоящей операции. Ворон открыл рот, но так и не успел задать интересующий его вопрос...
Прошел уже целый час, как Иса сообщил о гибели своих бойцов. С того момента араб молчал. «Почему? Не успел добраться до станции? Или причина его молчания кроется в другом?» Тревожные мысли одолевали Гамида, но он старался не показывать бойцам своего беспокойства и специально отвернулся от них к лобовому стеклу электровоза, чтобы стоящие за спиной боевики-вайнахи и арабский наемник не видели выражение его лица.
Пять минут назад перед входным семафором он остановил поезд, не решившись вести его в Арзамас без сведений Исы об обстановке на станции. Но за пять минут ожидания ничего не изменилось – араб так и не дал о себе знать. Гамид принял меры предосторожности: собрал всех оставшихся бойцов в головной кабине. По его приказу Али накрепко примотал капроновым шнуром обе руки помощника машиниста к металлическому поручню на приборной панели, чтобы тот не смог сбежать вслед за спрыгнувшим с электровоза машинистом. В то же время Гамид понимал, что это самообман. Все его предосторожности ничего не стоят. Разве смогут четверо его бойцов остановить целое подразделение российских спецназовцев, если те внезапно пойдут на штурм. Их остановит только взрыв цистерны с окислителем. Сделать это нетрудно. Достаточно опустить руку в карман и нажать на кнопку радиовзрывателя. Но в этом случае он и сам погибнет в огне. А он не полоумный шахид, вроде Али или Хасана, чтобы желать себе подобной смерти. Но если ничего не предпринимать, то спецназ в конце концов доберется до поезда, и тогда действительно останется только взорвать цистерну.
Гамид вынул мобильный телефон и нацелился пальцем в клавиши, чтобы набрать номер Исы, но,
