данное определение удивляет.
С другой стороны, психология масс показывает нам, что вожди не могут выполнить свою миссию, не набирая индивидов, временно оторванных от их обычной группы. Они и составляют зародыш толпы. Они испытывают на себе влияние вождя, который превращает их случайную встречу в стабильную организацию. Церковь и армия, со стороны Тарда и особенно Фрейда было смелостью признать это, представляют собой модель любой толпы такой природы. Партия — это выражение и той и другой в обществе, подобном нашему, которым не правят больше семейная, местная или аристократическая традиции. Одним словом, партии — это одновременно и церкви, и армии в век толп.
Их общим характером всегда и везде является система верований. Она их цементирует, держит вместе и позволяет мобилизовать людей вплоть до требования пожертвовать своей жизнью. Вождь не смог бы основать и руководить такой партией, необходимой для выполнения своей задачи, если бы он не владел этой системой. Поскольку массы действуют лишь ведомые верованиями, а верования существуют только благодаря массам. Именно поэтому пророк стал архетипом современного лидера: нужно, чтобы он создавал твердую веру вокруг себя.
Итак, образец и наиболее завершенная форма системы верований — это религия. Здесь существует парадокс. Под влиянием науки люди отвернулись от религии именно в тот момент, когда политический демиург практически уже к может собрать сторонников научными и рациональным средствами. Грамши, теоретик марксизма, если он им был, выражает это таким образом: 'Важная часть современного «Государя» должна быть посвящена вопросу морального или интеллектуального преобразования, та есть вопросу религиозному или мировоззренческому'.
Очевидно, массы не могут жить под открытым небом.
II
Я говорю, разумеется, о светской религии. Прежде всего она не предполагает ни бога, ни жизни после смерти. Можно быть атеистом и следовать ей. Каждая нация создала себе та кую. И именно как светские религии, скажем, различные ее социалистические мировоззрения подняли и вдохновили угнетенные массы во всем мире и продолжают это делать. Их действия включает в себя этот 'приступ безумия веры', описанный Золя в «Жерминале». Они содержат в себе догму священные тексты, которыми руководствуются, и героев качестве святых.
Более того, такая светская религия точно отвечает определенным психологическим нуждам — потребности в определенности, регрессии индивидов в массе и так далее — и ни чему другому. Ни в коем случае она не основана на так называемом религиозном чувстве, присущем человеческой природе. Она не полагается на вмешательство, пусть даже скрытое, божественного существа в человеческие дела. Как раз наоборот: она считает себя чем-то — природой, историей родиной, индустрией и так далее, — что, как считается объективно влияет на нашу судьбу. Главное, ее считают способной мобилизовать людей, обращаясь к их преданности ценностям — свободе, справедливости, революции и так далее — или сообществам — французов, трудящихся и так далее — поскольку 'религия — это огромная власть, на службе у которой состоят самые сильные человеческие эмоции'.
Проникая в поры массового общества, она становится сутью человеческой жизни, энергией свободной веры, без которой все умирает. Понятие такой религии — одно из открытий Французской революции. Робеспьер первым признал в ней самое мощное средство возрождения нации. Он увидел в ней инструмент, позволяющий установить Республику вместо и на месте монархии. Гражданские праздники Разума и Высшего существа узаконили это открытие.
Присмотримся к такой религии, оставив в стороне ее спекулятивные проявления, которые мы уже описали. Каковы ее функции? Первая — создать единую картину мира, которая сглаживает фрагментарный и частный характер каждой науки, каждой технической отрасли и знания вообще. В недрах человеческой натуры существует изначальное желание гармонизировать в рамках некой совершенной системы все то, что нам кажется противоречивым и необъяснимым с точки зрения нашего опыта. Когда у нас нет простых принципов, единой модели, чтобы объяснить то, что происходит внутри и вокруг нас, появляется ощущение опасности. Более того, мы чувствуем себя бессильными перед разнообразием экономических сил, психологических проблем и массой неконтролируемых событий. Этот недостаток связности мешает нам участвовать в поддающемся определению общественном действии. Нет ни порядка, ни возможной безопасности для людей в обществе, где число вопросов превышает число ответов.
Конечно, ученый или техник может свыкнуться с этой фрагментарностью, принять постоянное колебание между противоречивыми решениями и неопределенностью эфемерных истин. Но человек в обыденной жизни этого не принимает. Ему нужны твердая уверенность, неоспоримые истины. Только они позволяют укротить силы настоящего и строить планы на будущее. Ему нужна целостная картина, имеющая единое основание — общественный класс, нация и т. п. универсальный принцип — борьба классов, естественный отбор и т. д. и определенное ведение мира человеческого и не человеческого. По существу, светские религии обеспечивают ему такое всеобъемлющее видение. Они предлагают мировоззрение, где для каждой проблемы есть решение. Таковы либеральная доктрина, националистические доктрины или же марксистская теория, которая, по Фрейду, в Советской России 'получила энергию, автономный и исключительный характер Weltanschauimg, но в то же время стала опасно походить на то, с чем она борется'.
Можно утверждать, что непрерывный прогресс современных наук, усиливая их фрагментарность, множа вопросы без ответов, изгнал Бога из умов. В то же время он увеличил весомость, пользу и необходимость мировоззрения, оставляющего от науки только словарь, аргументы и образы, которые оно тасует на свой лад. Заметим, однако, принципиальную разницу. Любые сакральные религии предлагают физическую концепцию мира. Они объясняют происхождение мира и предсказывают будущее. Светские религии, напротив строятся вокруг социального мировоззрения. Они объясняют происхождение общества (нации, расы, класса и т. д.) и тщательно описывают этапы его становления вплоть до состояния совершенства, которое, как ожидается, будет бесповоротным. Это изменение объясняется, вероятно, самим прогрессом, котором я уже упомянул: мы изгнали божество из природы и оно нашло укрытие в обществе.
Другая функция светской религии состоит в гармонизации отношений между человеком и обществом, примирение нем социальных и антисоциальных тенденций. Ей это удается, заменяя внешние силы внутренними, замещая принуждение путем грубого подавления — индивидуальной совести. Это требует работы терпеливой, даже работы цивилизации. Она позволяет достичь через преданность к человеку и через принятие его ценностей того, что достигалось угрозами и насильственным подчинением. Это происходит единственно, как мы знаем, посредством идентификации. Альтернатива ясна: 'Мы узнали, — пишет Фрейд, — что есть две вещи, удерживающие сообщество в единстве — силовое, принуждение эмоциональные привязанности (технически их называют идентификациями) его членов'.
Несомненно, можно установить такие привязанности многими способами: системой родства, принадлежностью к военному корпусу или профессии и так далее. Но в массовом обществе все эти средства потеряли свой авторитет, а значит свою действенность. Одни религии (их миссионерские подразделения) могут еще создавать такие привязанности. Они заставляют индивидов внутренне принимать то, что сообщество требует от них. В более общем случае они учитывают и контролируют страхи каждого по поводу своего тела, болезни смерти, а также работы, несправедливости, эксплуатации объектом которой он становится в своей земной жизни. Религии признают стремление к счастью, потребность в защите которые людям присущи с детства. Нарисовав в самых мрачных тонах силы, которые им угрожают, они предлагают решение. Они указывают, как и почему наступит ясный и безоблачный мир: тело без болезней, общество без конфликтов и классов, сообщество всеобщей любви, демократия без бога и повелителя и так далее.
Это — религии надежды. Они гарантируют людям, что те в конце концов выйдут победителями из борьбы при условии, что они идентифицируют себя с идеалом, который их превосходит, и будут следовать исходящим от них предписаниям. Это дает им возможность предложить ценностную шкалу, которая четко разделяет две категории поступков, мыслей, эмоций: одни «разрешены», другие «запрещены». Следуя правилам, каждый избегает конфликта, который может противопоставить его обществу. Он избавлен от бремени выбора и не рискует отклониться по отношению к другим. Это избавляет от множества моральных и психических страданий.
