удар по моей жизни – я теперь не могла завести ни новых подруг, ни любимого – все равно вскоре их пришлось бы потерять. И детей… А вдруг ЭТО передается по наследству?
Мое психологическое состояние было сравнимо разве что с состоянием больного СПИДом.
Такое же страшное в своей неторопливости протекание процесса исчезновения из общества… Оно еще не вступило в свою решающую стадию, но находилось в бурном развитии. Я отдавала себе отчет, что это сильно меняет меня; еще год-два, и я превращусь в неясное существо, свихнувшееся от своей уникальной болезни и от одиночества.
На следующий день позвонила Машка и сказала, что скоро приедет ко мне с бутылочкой 'Шабли', отпраздновать арест нашего общего противника.
– Да уж, – сказала я, – За умышленное убийство ее засадят надолго. Теперь, видимо, мы действительно можем расслабиться!
– Но ведь вина Герды еще не доказана! – Машка вдруг попыталась проявить здравость суждения.
– Логично, но мы же с тобой теперь знаем, что это она! И никто другой, иначе слишком уж невероятное стечение обстоятельств, ты не находишь? Я думаю, доказать ее вину – дело нескольких дней. Посему, сегодня устроим маленький семейный праздник, типа – пир горой! Зверюги, а вам – треску и сметану.
– Мря-я-у-у!
Коты суетливо заскакали вокруг меня, поддерживая всеобщий восторг гнусавым мявом.
Машка явилась к обеду, сияя, как начищенный пятак. Стол уже был накрыт. Меня она застала на кухне – шел процесс приготовления салата. Мы обнялись.
– А что у тебя вид такой загадочный?
Она немного помялась, потом протянула мне листок с несколькими строфами, написанными мелким неаккуратным почерком:
– Марфуш, посмотри, до какой степени я окрылилась!
– Что это?
– Кажется, стихи…
Ого! Судя по всему, любовь обязала мою безалаберную подружку взять новую высоту.
Машка скромно села в уголок дивана, положив руки на колени, и застыла, как школьница в очереди к гинекологу. Она немного испуганно поглядывала на выражение моего лица, что и немудрено – критик я суровый, несмотря на то, что в высокой поэзии смыслю мало. Впрочем, чтобы критиковать, писать вовсе не обязательно. Конечно, в беспечной юности я, как и всякая уважающая себя леди, баловалась стишками; навыки остались, но не более. Вот цены, налоги и проценты – это моя стихия, правда, уже бывшая… Я вздохнула.
– Манька, неужто ты пиит? И так долго скрывала? Всю жизнь, как говорится, под боком, и нате вам – обратная сторона Луны! Ну-ка, ну-ка…
С этими словами я отвернулась и углубилась в текст, в котором Машка поведала миру следующее:
Любовь.
Неожиданная,
Как стрела.
Разит свою
Жертву
Из-за угла…
Доволен удачей
Коварный стрелок,
Но…
Дальше я читать не стала и загадочно улыбнулась. Подруга терпеливо ждала, однако через минуту не выдержала:
– Ну, как?..
Я сунула палец в рот и собралась было подумать, прежде чем ответить, но слова уже бесконтрольно посыпались из меня, словно стая леммингов:
– О, любовь!
Нежданная, как пчела!
Меня укусивши
В зад,
Покой навсегда
Унесла…
Мне счастья теперь
Не видать.
Но жало осталось
В заду!
Пчела догорает в аду…
А не фига было
Жужжать!
– Дура ты, Марфа! Я тебе, как подруге, а ты…
– Господи, я же пошутила! Вообще, ты просто молодец, есть повод для нового тоста…
Но уже Машка схватила свой листок, скомкала и швырнула в угол. Лицо ее стало красным и злым. Я с изумлением наблюдала – кажется, любовь, кроме тяги к рифмам, сделала ее чересчур импульсивной. Надеюсь, это не примет слишком угрожающих форм?
Однако пара бокалов вина, выпитых в глубоком молчании, помирили нас. Машка вновь повеселела, а я успокоилась, хотя перемены в психике всегда легкой и уравновешенной подруги немного смутили меня.
– Когда все закончится, я поеду за билетами. Надо к Рождеству уже быть в лесу. Иначе я опять привыкну к людям, и будет еще тяжелей…
Машка нахмурилась и немного отстранилась:
– Ты… Так скоро хочешь уехать?
– Машенька, ты же знаешь причину… Пожалуйста, не сердись.
Я почувствовала, что сейчас разревусь, и отвернулась к раковине. Руки потянулись мыть посуду, чтобы как-то отвлечь мозги.
– Что бы с тобой не случилось – я всегда буду рядом! – сказала Машка и с надеждой посмотрела на мою угрюмую спину.
– Нет, милая, настанет день, когда мы окажемся по разные стороны баррикад. Будь готова к этому… Но нет худа без добра! Все равно я не зря приехала… И тебя повидала, и друзей, и пацаны наши хвостатые соскучились друг по дружке, новостями обменялись. У всех все хорошо, я уеду с легким сердцем, так что не грусти обо мне.
Маша не ответила.
Четыре Недолго мы радовались. Вытрескав еще бокал – больше я ей не позволила – Машка по обыкновению потянулась звонить в разные места. И когда у нее вдруг вытянулось лицо – я поняла: опять что-то случилось…
Нас ждал очередной удар – Герда сбежала. Исчезла, как дым, из одиночной камеры следственного изолятора, куда ее временно посадили. Заперли ее поздно вечером, а наутро охранник, заглянув в глазок, никого не обнаружил. Стекло в маленьком окошке было разбито, но человек вылезти там никак не мог, так как снаружи оно забрано в железную решетку. На полу лежало только пальто абиссинки, которое было на ней в день ареста.
– Мать честная! – сказала я. – А ты не спросила – не лежало ли рядом с пальто маленькой глиняной бутылочки?
– В том-то и дело, что нет! – воскликнула Машка. – Не было никакого Эликсира, если ты об этом.
– Но то, что она превратилась в кошку и сбежала – в этом не может быть никаких сомнений!
Других объяснений я не нахожу. Прикинь, в каком смятении сейчас менты! Наверное, считают, что она подкупила охрану, и теперь рвут ее на части! Во дела…
Машка испуганно посмотрела на меня:
– Ты думаешь, что Герда после трех раз обрела способность произвольно Превращаться?
