выкроить платье несложного фасона, однако все это было так, на школьном уровне. На днях Катя проходила мимо Дома моды «Подмосковье» и видела объявление о том, что требуются ученицы в бригаду легкого платья.
– Привет, Катюша!
Занятая невеселыми мыслями, она не сразу заметила подошедшего одноклассника Алексея Кошелева.
– Привет! – Катя растерянно улыбнулась.
В школе ее редко называли по имени, все больше по фамилии – Царева. Высокий, плечистый Кошелев, отличавшийся раскованными манерами, нравился многим девчонкам. Некоторые бывшие ее сверстники, из одного с ней класса (человек десять – двенадцать), продолжали регулярно встречаться до сих пор. Душой, заводилой компании оставался Кошелев.
Сейчас Алексей с удивлением разглядывал Катю, словно увидел ее впервые.
– Слушай, а ты здорово изменилась. На уроках сидела – как серый воробушек, а сейчас такой стала…
Катя покраснела. ('В последнее время все будто с ума посходили, говорят ей какие-то глупости…') Кошелев увязался ее провожать. Он галантно поддерживал девушку под локоток, и Кате было приятно его присутствие.
– Сам я учусь в институте, отец платит, только мне все это… – Кошелев пренебрежительно махнул рукой. – Второй семестр окончу, потом, может, переведусь куда-нибудь. В финансово-экономический надо подаваться – самая престижная профессия сейчас. А ты как?
– Да… – Она запнулась. – Работать пошла. Дальше видно будет.
Катя неожиданно для себя самой рассказала Алексею о конторе, о вечно пьяных грузчиках. Она, подражая непохмеленным обормотам, забавно передразнивала их.
– Ну, ты даешь! – Алексей громко смеялся. – Коллективчик у вас тот еще.
Катя смотрела на его самоуверенное, волевое лицо, на усики над верхней губой (они так смешно шевелились, когда он говорил) – и думала о том, что Кошелев очень даже милый и симпатичный парень и непонятно, почему она недолюбливала его в школе. Просто было слишком много девчонок, которые крутились вокруг него, вот и все. Ей вдруг ужасно захотелось дотянуться рукой до его густой шевелюры и разлохматить ее.
Они уже подходили к ее дому, когда Алексей сказал:
– Сегодня наши собираются у меня. Предки отъехали. Приходи, а? Музыку послушаем, потанцуем.
– Ладно… – Катя не услышала своего голоса. Серд-це вдруг застучало, как молот, ей перестало хватать воздуха. – Приду обязательно.
Раньше она ни за что бы не пошла в эту компанию. Ребята – еще ничего, а девчонок она и в школе-то с трудом выносила. Одна Юлечка Иванченко чего стоила! При каждом удобном случае вспоминала своего богатенького папочку, который может все. (Катю тошнило от подобных разговоров.) Юлечка презирала всех. У нее были кривоватые ноги, но это не мешало ей носить очень короткие юбки. Сексуальная кривизна ног, как любила говорить Юлечка, выставляя себя напоказ. Катя помнила, как противно своими накрашенными ногтями (самыми длинными среди девчонок в классе) Иванченко царапала школьную доску, когда ее вызывали отвечать урок.
Девицы из компании приняли Цареву напряженно. Они переглядывались и перешептывались за ее спиной – дескать, зачем Лешка ее притащил? Что он в ней нашел, в этой тихоне? На скромниц, видно, потянуло…
Катя не видела и не слышала ничего, потому что рядом находился он, Алексей. Она не замечала его позерства, хвастовства – она забыла о том, как сама в школе осуждала тех, кто пялил на него глаза. Как может нравиться такой пустой парень, думала она раньше, у него же за душой ничего нет?! Теперь она ни о чем не думала, лишь смотрела в удивительно яркие голубые глаза, которые притягивали ее как магнит, – и с этим ничего нельзя было поделать. Он обнимал Катю, и она не могла противиться ему: его ласковым, теплым рукам и зовущим глазам…
Она не заметила даже, как из комнаты с перекошенным от злобы лицом выбежала Юлечка Иванченко… Ведь Алексей – рядом и обнимает ее, Катю.
С того вечера они стали встречаться почти каждый день: гуляли по улицам, иногда сидели в кино, тесно прижавшись друг к другу, а потом до одурения целовались. Однажды, когда Алексей встречал Катю возле проходной КБ, их увидела Берта.
– Красивый парень! – сказала она. – И просто так он ходить не будет.
Катя мгновенно ополчилась на нее – да как она может такое говорить?! Увы, даже неопытная Берта поняла, что представлял Катин кумир. Это было понятно всем – кроме самой Катерины.
В один из по-настоящему холодных зимних дней Алексей, поднимая воротник пальто, поежился:
– Холод собачий, а домой идти не хочется. Предки тебя вниманием начнут охватывать: Катюша, вам чайку или кофейку? Тьфу!.. Дышать спокойно человеку не дадут. Пойти бы сейчас куда-нибудь погреться… Слушай, а твои тоже всегда дома?
Катя замялась. Она давно ждала подобного вопроса – и все равно смутилась. Потому что внезапно вспомнила, как мать, уезжая из старой квартиры, сказала, глядя дочке в глаза: 'Я не хочу, чтобы про тебя плохо говорили… – Катя собралась было обидеться, но мать продолжала:
– Пойми, доченька, одна останешься – будешь как бельмо у всех на глазу. Ты девочка умная, но веди себя осмотрительно. Люди что-то заметят, что-то насочиняют – разговоры и пойдут. Те, кто с родителями живут, от молвы прикрыты. Не порть себе жизнь… Я после смерти твоего отца все это на себе испытала'. Мать никогда раньше не была так откровенна с ней. Катя помнила ее слова.
– Мои… – Она запнулась, не зная, говорить или не говорить. – Мои получили новую квартиру, а меня оставили здесь. – Врать не умела с детства.
– Здорово! – Алексей в восторге схватил ее в охапку. И стиснул так крепко, что у Кати перехватило
