избежать контактов было невозможно.
Вот и сейчас из глубины сквера раздался громкий собачий лай. Пожилая женщина вела на поводке двух небольших собак, кобеля и суку, которую сразу учуял Герцог, – и накинулся на нее с яростью, подобно пылкому любовнику.
Хозяйка собак растерялась и выпустила поводок. Кобелек, проявив храбрость, попытался вступиться за честь своей подруги, но тут же был отброшен в сторону более сильным и наглым ухажером.
Герцог без помех взгромоздился на сучку.
Увидев такую беспардонность и явное насилие, хозяйка опомнилась – и бросилась к ближайшим кустам, чтобы выломать прут: другого средства защиты у нее под рукой не оказалось… Голося во все горло, она со всей силы стегнула хама прутом по спине.
Герцог, не ожидавший отпора, соскочил с сучки и оскалил зубы.
– Да я тебя!.. – орала тетка, не собираясь отступать. – Тварь беспутная!
– Ну, ты полегче, полегче. – Подоспевший Илья грозно надвинулся на женщину.
– Видала я тебя!.. – Дама, по-мужски выругавшись, взмахнула прутом перед самым лицом Садчикова.
К ним уже спешили другие владельцы собак.
– Правильно! – раздался раздраженный мужской голос. – Этот кобелина вконец обнаглел. Житья никому не дает.
– Безобразие! Испохабили хорошую охотничью породу, совести ни на грамм нет, – поддержал выступившего другой гражданин. – Вон стоит, лыбится! Сам небось такой – и собаку изуродовал.
Страсти накалялись.
– Эти богатеи… Надо в милицию сообщить или в охотничий клуб – пусть заберут пса… Должна быть на таких подонков какая-то управа!..
Силы были неравные, и Садчиков отступил.
Герцог, видя, что хозяин струсил, тоже не торопился нападать на людей: дурак он, что ли?
– Пошли, Герцог!..
Они покидали сквер под громкие победные возгласы одержавшей на этот раз верх женщины – хозяйки двух собачек.
– Козлы! – выругался Илья, подходя к своему подъезду.
Последнее выражение, безусловно, относилось к публике в сквере.
Неудачный день выдался сегодня у Садчикова-старшего. А началось все с младшего братца, Виталика… Ну придумал, ну отчудил! И в кого этот красавец уродился такой сволочью? Непонятно.
Придя домой, Илья сразу же набрал определенный номер телефона.
– Приезжай! – бросил он в трубку.
На том конце провода ему попытались возражать, но Илья не стал ничего слушать.
– Не приедешь – пожалеешь! – пригрозил он.
Виталик примчался в квартиру брата через полчаса.
– В общем, так, – устав орать на кровного родственника, сказал Илья, – еще раз услышу про твои шашни с Идой – накажу! Я два раза повторять не намерен.
– Может, ты сам к ней клинья подбиваешь? – Виталик затравленно смотрел на братца, но продолжал огрызаться.
– Идиот! – завопил Илья. – На кой хрен она мне сдалась? Соображай, что говоришь!
– Я-то соображаю. Она сама сказала…
Договорить он не успел: в глазах Ильи вспыхнула такая ярость, что Виталик не на шутку испугался.
– Все! Понял-понял, – замахал он руками. – На пушечный выстрел к этой стерве не подойду.
– Иначе я найду верное средство воздействовать на тебя, братишка, – прошипел Илья.
После гибели отца братья решили выступать против мачехи единым фронтом. Только так можно было оттяпать кусок от папенькиного пирога. И вдруг Садчиков-старший узнал, что Виталик за его спиной начал вести переговоры с Идой… Кретин! (Речь шла о дележе акций торгового дома.) – Только вместе мы представляем какую-то силу, – внушал Илья брату. – Иначе она поодиночке нас обойдет. Понял? Специально поссорить хочет, вот и вертит хвостом, проститутка. Сейчас такой момент… Упустим – локти кусать будем. Эта сука кого хочешь вокруг пальца обведет. Ей не впервой. Папашу покойного вспомни.
– Да понял я, понял. Что ты заладил одно и то же, как дятел?..
Выпроводив братца, Илья тяжело вздохнул: пока дело не завершено, он глаз с этого придурка спускать не будет!
Торговый дом достался покойному Михаилу Ивановичу Садчикову, считай, задаром. К моменту начавшейся приватизации он был директором большого универмага, расположенного в центре города. Универмаг акционировали: пятьдесят один процент акций отошел государству, остальные акции распределили, как и положено, между акционерами. Основной куш ухватил, разумеется, директор. Потом, при начавшемся беспределе, акции сильно потеряли в цене, и, как результат, доля государства уменьшилась до четырнадцати процентов. 'Оборот нулевой, я работаю себе в убыток!' – жаловался Михаил Иванович. И так, жалуясь и жалуясь, сумел постепенно стать единоличным хозяином.
