уйти в отставку.
Нубель опустил взгляд на очки Бо, поднятые им с мостовой. Ему и раньше все это не нравилось, а теперь стало совсем плохо.
Рация закашлялась и выплюнула очередную порцию информации. Нубелю сообщили, кто числился ближайшим родственником Бо. Инспектор просидел еще немного, оттягивая неизбежное, и взял трубку, чтобы позвонить.
ГЛАВА 16
К одиннадцати часам, когда Элис добралась до пригородов Тулузы, она так вымоталась, что решила не ехать дальше, в Каркасон, а свернуть к центру города и остановиться где- нибудь на ночь.
Дорога промелькнула перед глазами одной сплошной вспышкой. В голове вертелись белые кости скелетов, лежащий рядом нож, склоняющееся над ней из мертвенного серого сияния белое лицо, тело на мостовой Фуа… Выжил ли он?
«И еще лабиринт». О чем бы она ни думала, мысли неизменно возвращались к лабиринту. Элис пыталась уверить себя, что ее одолевает паранойя, что все это не имеет к ней никакого отношения. «Просто не повезло. Оказалась где не следовало и когда не следовало» Но сколько бы Элис ни повторяла самой себе эти слова, поверить им не удавалось. Она скинула туфли и одетой повалилась на кровать. Все в этом номере отдавало дешевкой. Вездесущая пластмасса и фанера, серые плитки пола и имитация дерева. Слишком жестко накрахмаленные простыни царапали кожу, как бумажные.
Элис достала из рюкзачка бутылку отборного виски «Бушмилл». В ней еще оставалось на два пальца жидкости. К горлу вдруг подкатил комок. Она-то берегла последние глотки, чтобы отметить последний вечер на раскопках. Элис снова набрала номер, но Шелаг опять не взяла трубку. Поборов раздражение, Элис оставила сообщение на автоответчике. Шелаг могла бы уже и перестать валять дурака.
Запив пару таблеток болеутоляющего глотком виски, Элис улеглась в постель и погасила свет. Сил не осталось совершенно, но расслабиться не удавалось. Голова гудела, опухоль на запястье все не спадала, и порез на локте чертовски болел. Так плохо никогда не бывало.
В номере было душно и жарко. Элис металась на кровати, слушая, как часы отбивают полночь, потом час ночи. Она встала и открыла окно. Лучше не стало. В голове теснились мысли. Она пыталась подумать о белых пляжах и голубом море, о Карибских островах и закатах на Гавайях, но перед глазами все снова и снова вставали серые камни и холодный мрак подземелья.
И засыпать было страшно. Что, если кошмар повторится?
Медленно ползли часы. Во рту пересохло, от выпитого виски сердце билось слишком часто. Только тогда, когда серый рассвет пробрался под бахрому потертых занавесок, ее разум сдался сну.
На этот раз снилось другое.
Она ехала на каштановой лошадке по заснеженной земле. Зимняя шерсть кобылы лоснилась, в белую гриву и хвост вплетены алые ленточки. Ради охоты Элис надела лучший плащ из беличьего меха, а капюшон и длинные кожаные перчатки были отделаны норкой.
Рядом с ней ехал мужчина. Его конь выглядел крупнее, сильнее, сам серый, а грива и хвост у него были черными. Мужчина то и дело натягивал поводья, сдерживая его. Каштановые волосы, пожалуй, слишком длинные, спадали на плечи. За спиной струился синий бархатный плащ. Элис виден был кинжал на поясе спутника. Шею украшала серебряная цепь с подвеской из какого-то зеленого самоцвета, стучавшего ему в грудь в ритм движению коня.
Мужчина то и дело поглядывал на нее с хозяйской гордостью. Они были тесно связаны между собой, близки. Элис зашевелилась и улыбнулась во сне.
Невдалеке прозвучал рожок. В прозрачном зимнем воздухе он звенел пронзительно и чисто, возвещая, что свора взяла след волка. Элис знала, что сейчас декабрь — особый месяц для охоты. Она знала, что счастлива.
Потом освещение изменилось.
Теперь она была одна в незнакомой части леса. Деревья стали выше и гуще, черные ветви, будто костлявые мертвые пальцы, сплетались на фоне белесого, чреватого снегопадом неба. Где-то за спиной, невидимые и грозные, мчались по ее следу псы, взбудораженные запахом крови.
Из охотницы она превратилась в добычу.
Лес содрогался от ударов тысяч подков. Она уже слышала клич охотников. Они приближались, она уже различала слова незнакомого языка и, не понимая их смысла, знала, что ищут ее.
Лошадь споткнулась под ней. Элис вышвырнуло из седла. Ударившись о застывшую на морозе землю, она услышала хруст кости, ощутила пронзительную боль в плече. Острый, твердый, как наконечник стрелы, сук проткнул ей рукав и вонзился в руку.
Онемевшими, непослушными пальцами Элис выдернула щепку. Острая боль заставила ее зажмуриться. Сразу же потекла кровь, но задерживаться было нельзя.
Замотав рану полой плаща, Элис поднялась с земли и бросилась в чащу, проламываясь сквозь переплетение ветвей. Под ногами хрустели сучки, мороз щипал за щеки и заставлял слезиться глаза. Звон в ушах становился все сильней, настойчивей. Она чувствовала себя слабой и прозрачной, как призрак.
Внезапно лес расступился. Элис стояла на краю обрыва. Дальше пути не было: перед ней открывалась пропасть, далеко внизу темнел лес, а дальше, сколько видел глаз, вздымались увенчанные снегом горы. Они казались так близко, что можно было коснуться рукой.
Элис беспокойно заметалась во сне.
«Дайте проснуться. Пожалуйста!»
Проснуться не удалось. Сон крепко сжимал ее в своих объятиях.
Из-за оставшихся позади деревьев показалась свора разгоряченных псов. Их дыхание клубилось в воздухе, зубы щелкали, на клыках запеклась кровавая пена. В сгущавшихся сумерках блеснули наконечники охотничьих копий. Глаза охотников горели. Она слышала, как перешептываются преследователи, дразня и насмехаясь над ней.
«Heretique, heretique — еретик, еретик».
Решение было принято в долю секунды. Если настало ей время умирать — так не от рук этих людей. Элис раскинула руки и прыгнула, выбросив тело в воздух над обрывом.
И мир сразу стал беззвучным. Время потеряло над ней власть, и падение было медленным и плавным. Зеленая юбка раскинулась вокруг тела. Теперь Элис осознала, что на спину на платье нашит кусок материи в форме звезды. Нет, не звезда — крест. Желтый крест.
Земля не приближалась. Элис уже не чувствовала страха. Сон начинал разваливаться, распадаться на части, и теперь ее подсознание понимало то, чего не мог постичь разум. Падала не она, Элис — другая.
И это был не сон, а воспоминание. Кусочек жизни, которая закончилась очень, очень давно.
ГЛАВА 17
КАРКАССОНА,
джюлет 1209
Элэйс шевельнулась, и под ней захрустели сучки и палая листва.
Густо пахло мхом, землей и лишайниками. Что-то твердое укололо ладонь — крошечные челюсти. Место укуса тут же зачесалось. Муравей или комар? Она чувствовала, как яд прокрадывается в кровь. Потерла ладонь о землю, чтобы смахнуть насекомое. От движения ее затошнило.
«Где я?»
Эхом пришел ответ:
«
Она лежала ничком на земле. Кожа была влажной от росы. Рассвет или сумерки? И сбившаяся одежда намокла. Элэйс кое-как приподнялась, села и привалилась спиной к стволу.
«
За деревьями над склоном она видела светлое, розовеющее у горизонта небо. По краю небосклона плыли белые кораблики облаков. Она узнала склоненные очертания плакучих ив. А вокруг росли груши и вишни, потерявшие к концу лета почти всю листву.
Стало быть, рассвет.
Элэйс осмотрелась внимательней. Свет казался очень ярким, слепил глаза, хотя солнце еще не встало. Невдалеке слышно было ленивое журчание воды, медленно текущей между камней. Дальше слышалось отрывистое «квек-квек» совы, возвращающейся с ночной охоты.
Элэйс поднесла к глазам ладони в ссадинах и укусах. Потом осмотрела исцарапанные икры. Тоже искусаны насекомыми, а кроме того, вокруг лодыжек запеклась кровь. И костяшки пальцев разбиты. Между пальцами — ржавые красные полоски.
Воспоминание. Ее тащат куда-то, руки волокутся по земле…
Нет, еще до того.
Идет через двор. Свет в верхних окнах…
Страх щекочет затылок. Шаги в темноте, вонючая рука, зажимающая рот, потом удар.
«
Элэйс подняла руку к голове, поморщилась, нащупав кровавый колтун волос за ухом. Крепко закрыла глаза, стараясь отогнать воспоминание о руках, крысами шарящих по телу. Двое мужчин. Обычный запах: лошадей, пива и соломы.
Нашли они мерель?
Элис заставила себя встать. Необходимо сейчас же рассказать отцу. Он собирался в Монпелье — это-то она помнила. Надо застать его до отъезда. Ноги не держали ее, голова закружилась. Она снова падала и падала, соскальзывала в невесомую дрему. Элэйс пыталась отогнать забытье, удержать сознание, но не сумела. Прошлое, настоящее, будущее слились в бесконечно е Время, белой дорогой протянувшееся перед ней. Цвета, звуки, свет — все утратило смысл.
