приказал себе отринуть печаль. Внутри медальона лежал и второй локон: черный как смоль, черный как вороново крыло…
…Ворон наблюдал за Габриелем, скосив глаз-бусинку. Птица находилась так близко, что он мог протянуть руку и дотронуться до нее.
Несколько секунд ворон сидел, вопросительно наклонив голову, словно раздумывая, как отнестись к непрошеному гостю, потом перенес вес с одной лапы на другую и принялся чистить перья.
Габриель был во дворце памяти, в глубине его лабиринтов.
Он огляделся по сторонам и увидел, что стоит посреди огромного каменного зала. Помещение уже начало разрушаться. Высокие узкие окна были разбиты, хотя ажурный лепной орнамент пока не пострадал. В толстых стенах зияли черные провалы, широкие контрфорсы кое-где осыпались.
По залу разносился звук. Долгий, протяжный, незатихающий вой, звенящий, словно замерзший водопад. Габриель узнал его: звук страдающего разума. Морриган скорбела. Переживала боль утраты, как и он.
Уголком глаза уловив смутное движение, Габриель резко обернулся. Это снова оказался ворон. Хлопая крыльями, птица полетела к раскрытым дверям зала и скрылась из виду. Габриель на секунду замешкался, потом двинулся следом и вышел в каменный коридор. Собственно говоря, это был не коридор, а что-то вроде мезонина с оградой из тонкого черного металла. Габриель положил руку на перила, заглянул за ограждение, и в животе у него похолодело: ствол огромной колонны круто уходил вниз, в головокружительную пропасть. Мезонин, на котором он стоял, был лишь одним из множества. Снизу и сверху виднелись бесчисленные концентрические ярусы. Сумасшедшие спирали галерей и коридоров сбивали с толку, создавали впечатление искаженной перспективы.
И двери, двери повсюду: миллионы дверей, ведущих одна в другую на бесконечное расстояние; таинственная, мистическая повторяемость…
На мгновение его качнуло от визуальной нагрузки. Столько дверей и нет путеводителя. В предыдущие разы Габриель перемещался по дворцу, глядя глазами Роберта Уиттингтона, открывал двери, руководствуясь его знанием порядка мест и вещей. Теперь он уже не использует пси-пространство юноши, а сам путешествует по чужому разуму, холодному и враждебному. Габриель не представлял, где находится и каким образом попасть в Портал.
Впрочем, это не имело значения. Габриель крепко зажмурился, чтобы прогнать галлюцинаторный образ бесчисленных дверей. Не важно. Морриган сама приведет его к Порталу. Он нужен ей именно там, потому что только в этом месте он будет в ее полной власти. Можно двигаться в каком угодно направлении, Морриган его найдет.
Габриель постоял, держась за перила, ожидая в любой момент почувствовать ее появление — резкий запах мускуса и красного жасмина, — но не ощущал ничего, кроме слабого присутствия Фрэнки, едва заметного, как тень на стекле. Выдержит ли эта ниточка?
Он открыл глаза. Примерно в метре от него на перилах сидел ворон, безжалостно сверля гостя крошечным глазом. Может быть, ворон — его проводник и нужно следовать за ним? Габриель подошел ближе, птица беззвучно сорвалась с ограждения и стремительно полетела вниз, вниз, пока перекрестие черных крыльев не исчезло в бездонной тьме.
Значит, придется обойтись без проводника. Габриель выпрямился. Что ж, любое путешествие начинается с первого шага. Он взялся за ручку ближайшей двери.
Сколько же здесь дверей! Можно сойти с ума от одной мысли об их количестве. Габриель перемещался из комнаты в комнату, а звенящий, холодный вой все нарастал. В нем слышались неизбывная печаль и жгучая, ледяная боль.
Казалось, всепоглощающая скорбь действовала разрушающе и в физическом смысле, превращая дворец в нелепые руины заброшенной строительной площадки. Габриель всходил по лестницам, висящим в воздухе, извилистые коридоры упирались в загадочные глухие стены, многие двери вели не в комнаты, а просто в никуда — он делал шаг и понимал, что балансирует на краю головокружительной пустоты. Даже в обычных комнатах пространство было странно искажено: стены и потолки кренились, оконные проемы кособочились, словно в бредовом видении.
Кроме того, Габриеля терзало чувство, будто во дворце чего-то не хватает. Вскоре он догадался: все помещения были абсолютно пусты, за дверями — ни одного предмета, ни одного существа. Куда подевались все магические талисманы, прежде наполнявшие комнаты? Габриель помнил их по своим прошлым посещениям — бабочки, безглазые монахи, окровавленные голубки, огромные мраморные шары, глаза, лишенные ресниц, — миллионы образов, воссозданных с величайшей тщательностью. Теперь же во всех комнатах он находил лишь обломки разбитой каменной кладки. Кое-где кирпичные стены даже не были оштукатурены, как будто строители раньше времени бросили свою работу. Почему?
Ответ пришел к нему быстро. Комнаты выглядели незаконченными, потому что такими и были. Работа остановилась на середине. Дворец возводила Минналуш, но завершить его она не успела, а Морриган не могла действовать без помощи сестры. Морриган страдала не только из-за потери родного человека; бесчисленные загадочные миры, которые она надеялась познать, теперь навсегда для нее закрылись, и осознание этого огнем жгло ее душу.
Вой продолжал нарастать. Мороз подирал по коже от этого безумолчного стона. Габриель приблизился к двери с массивными накладными петлями и богато отделанным замком. Он взялся за ручку, и дверь распахнулась.
Комната оказалась не пуста. Она была большой, очень большой. Полы устилал ковер из опавшей листвы. На оштукатуренных стенах темнели контуры стершихся фресок. Виноградная лоза буйно оплела потолочные балки, со стен свисали побеги вьющейся розы. Посреди комнаты помещалось несколько столов на козлах, загроможденных лотками с рассадой, горшками и садовым инструментом. В воздухе чувствовался сладковатый запах разложения. Вдоль стен тянулись узкие окна, почти полностью скрытые растительностью. Через грязные стекла струился мутноватый зеленый свет.
За плечом Габриеля мелькнула черная тень: вернулась птица. Ворон сделал круг над дальним концом комнаты и уселся на какие-то бугристые предметы, укрытые мешковиной. Из-за тусклого света Габриель со своего места не мог разглядеть, что это такое.
Он нерешительно двинулся вперед, хотя внутренний голос настойчиво подсказывал, что не нужно подходить ближе и смотреть на то, что скрыто под мешковиной. Габриель сделал еще один шаг, и в нем всколыхнулось дурное предчувствие. Нет, не надо.
Он протянул руку, чтобы сбросить похожую на холстину ткань. Ворон пронзительно каркнул и возбужденно захлопал крыльями. Нет, нет!
Вой стал просто оглушительным. Габриель взялся за край мешковины, медленно потянул, на секунду замер, а затем резко сорвал ткань.
Тело Минналуш было покрыто белыми цветами, крупными, похожими на звезды, подобных которым он прежде не видел. Они росли прямо из ее плоти: толстые стебли пробивались из-под кожи, а сами цветки так и светились жизненной силой, каждый лепесток имел идеальную форму. Из глаз Минналуш выросли льдистые белые звезды, уста закрывал искристо-снежный бутон, в рыжих волосах виднелись нежно- зеленые молодые стрелки.
Рядом с ней лежал Роберт, тоже усыпанный цветами, но не белыми, а красными. Огненно-красными, как кровавые цветки горбатого дерева у бассейна в Монк-хаусе… Внезапно Габриель понял, где Морриган зарыла тело.
Он отшатнулся.
—
Имя прозвучало как вздох, как шелест ветра в листьях. У него взмокли ладони. Звук шел сзади. Вздох сгустился в шепот.
—
И воздух наполнился тяжелым ароматом мускуса и красного жасмина.
Она была одета точно так же, как в их первую встречу. Длинное бархатное платье с облегающими рукавами и лифом, черное и в то же время не черное — роскошная ткань, прошитая сверкающей зеленой
