— Если идти отсюда, то в этом направлении, — сказал я приятелю, показывая, где находится станция Е.
— Давай заберемся на тот холм.
— Можно.
Мы направились к крутому холму, который был значительно выше того, на котором мы стояли. Между травой виднелась плотная красная глина — вот и вся дорога. Мы забрались наверх. Вид немного закрывала рощица, однако панорама была шире, чем с предыдущего места. Оказывается, холм, на который мы забрались до того, внизу становился совсем отлогим, и у его подножья был теннисный корт. Там играло несколько человек. Дороги не было видно, однако это был кратчайший путь.
— Далековато.
— Смотри, вон там деревья густо растут. Наверное, за деревьями.
Станции не было видно, пока мы не подошли совсем близко к ней. Ни по рельефу местности, ни по окрестным домам нельзя было предположить, что конечная остановка электрички может оказаться поблизости. Все вокруг и впрямь напоминало настоящую деревню.
— Мне казалось, что я нахожусь в каком-то странном месте. Как будто даже в другой стране. — Иногда, бывает, идешь по улице, и вдруг охватывает такое же чувство. Я уже много раз ходил в город по этому маршруту, но тут опять потерял ощущение, что иду по привычному пути.
Тихая станция. Линия домов вдоль дороги, через окна видна обстановка комнат. В электричке я спросил приятеля: «Нет ощущения, что мы путешествуем?» — Нас вскоре окутал насыщенный запах цветов каштана и зелени. — С этого дня я часто стал спускаться по короткой дороге с холма, на который мы забрались в тот день.
Это случилось после дождя. Во второй половине дня я возвращался из школы.
Когда я свернул со своего обычного пути на короткую дорогу, ведущую к холму, заметил, что красную глину под ногами развезло от дождя. На дороге не было ни одного следа, я чувствовал, как скользят ноги.
Я добрался до вершины, с которой открывался вид далеко вперед. Дальше дорога шла под гору. Я подумал, что это немного опасно.
На склоне земля стала еще более мягкой. Однако я не развернулся назад и не остановился, чтобы подумать. Я осторожно спускался вниз. С того самого момента, когда я сделал первый шаг под гору, я понял, что наверняка поскользнусь и упаду. И тут же поскользнулся. Одной рукой я уткнулся в грязную землю. Однако по-прежнему отнесся ко всему несерьезно. Я попытался подняться, но нога, на которую ступил, опять стала сползать вниз. На этот раз я оперся на локоть, затем сел и, в конце концов, улегся на землю спиной, и в таком положении остановился. Место, где я лежал, напоминало лестничную площадку, с которой начинался следующий спуск вниз. Рукой с портфелем я оперся о мягкую землю и со страхом встал на ноги. Внезапно я понял серьезность происходящего.
Я бросил взгляд в сторону домов внизу, не смотрит ли кто-нибудь на меня. С их стороны я, вероятно, выглядел персонажем, изо всех сил разыгрывающим какую-то комическую сценку. — Там никого не было. Я почувствовал себя как-то странно.
Более или менее устойчиво я стоял на ногах. Однако по-прежнему не разворачивался назад и не останавливался, чтобы спокойно подумать. Извозившись в грязи, я сделал очередной опасный шаг вниз. В этот момент я подумал, что можно было бы попробовать скользить вниз, как на лыжах. Если я не потеряю равновесия, то, скорее всего, смогу съехать вниз. Ботинки не подбиты гвоздями и хорошо скользят по глине. Скользить предстояло не больше четырёх метров, однако затем меня ждал выступ высокой каменистой стены. Под ней уже была ровная площадка, на которой и располагался теннисный корт. Высота там была не больше четырёх метров. Если я не успею затормозить, то по инерции должен буду спрыгнуть вниз с каменной стены. Но что будет меня ждать внизу: камни или деревья, — я не узнаю, пока не доберусь до выступа. Спускаясь на большой скорости, я мысленно рисовал себе грозящую опасность.
Край каменной стены оказался шероховатым, поэтому ботинки затормозили сами собой. Мне показалось, будто что-то остановило меня. Я был не настолько ловок, чтобы справиться самостоятельно. Несмотря на опасность, иного выхода, как положиться на скольжение, у меня не было.
Голени, готовые к тому, что придется спрыгивать вниз, расслабились. Под каменной стеной ехал каток, выравнивавший теннисную площадку. Я рассеянно смотрел на него.
Я еще раз осмотрелся по сторонам, не смотрит ли кто-нибудь на меня. Под нависшими облаками выстроились крыши больших усадеб. Людей не было, отчего стало грустно. Даже неинтересно. Я подумал, чтобы был бы не против, если бы кто-нибудь посмеялся над тем, что я проделывал недавно. Суровая готовность, которую я только что ощущал, сменилась печалью.
Почему же я не повернул назад? Я даже испугался собственной решимости, с которой скользил вниз. — Мне показалось, что я увидел один из образов гибели. Я понял, что именно так человек соскальзывает вниз.
Спустившись вниз и стирая с рук и одежды налипшую грязь пучком травы, я почувствовал, что очень возбужден.
Произошедшее казалось чем-то вроде сна. Я нечетко помнил, что именно случилось. Я, подходящий к откосу. Опасность, в которую я неожиданно оказался вовлечен. Я сейчас. Отдельные звенья какой-то неестественной, лишенной баланса цепи. Скажи мне кто-нибудь, что этого не было, я бы поверил.
Меня охватило ощущение, что я, мое сознание, мир, уплывают, лишившись фокуса. Пусть смеются, мне все равно. Я вспомнил чувство грусти и одиночества, когда второй раз осмотрелся вокруг в поисках кого-нибудь, кто бы смотрел на меня.
По дороге домой я почувствовал острую потребность написать что-нибудь. Я и сам не мог понять, хочу ли я просто описать свой спуск, или при помощи рассказа хочу выразить себя. Вероятно, и то, и другое.
Вернувшись домой, я открыл портфель и обнаружил — непонятно как попавший внутрь закрытого портфеля — ком грязи, испачкавший мои книжки.
ЦВЕТЫ КАШТАНА
1
Я так устал от унылой погоды, стоящей последнее время, что даже не было сил написать письмо. Когда я жил в Киото, с наступлением этого сезона[51] мой плеврит ухудшался, однако с тех пор, как переехал сюда, ухудшения не было. Может быть, оттого, что перестал пить. Однако нервы по-прежнему сдают. Вы скажете, что я говорю занятные вещи, и рассмеетесь наверняка, но ходить в школу мне было в тягость. Сажусь в электричку. Дорога занимает сорок минут. Возможно, из-за общего негативного настроя, в электричке меня не оставляет ощущение, что пассажиры, сидящие напротив, смотрят на меня. Я знаю, что все это только мое воображение. Сначала я не обращал на это внимания, но затем понял, что сам ищу эти взгляды. Впрочем, стоит лишь помыслить о том, чтобы ответить взглядом, как начинается настоящее мучение.
К пассажирам в электричке я отношусь язвительно, хотя враждебности не испытываю. Временами начинаю выискивать какие-нибудь изъяны. Толстые штаны, которые, кажется, модны нынче среди студентов, щегольские красные ботинки. И другое. И много другого. Конечно, не пристало такому больному, как я, заводить подобные дурные увлечения. И если бы они делали это случайно, то злости бы не возникло. Если бы к этому их вынуждала необходимость, то я бы испытывал даже симпатию. Но ведь это же было не так. Они были просто глупы.