Успех вторжения Ингольфа открыл путь для новой волны экспансии на запад Исландии, затем — на юго-запад и, наконец, когда сопротивление местных жителей-альбанов было сломлено, на юго-восток и восток острова. Можно не сомневаться, что к моменту кончины Ингольфа, то есть ок. 900 г., норвежцы успели оккупировать большую часть обитаемых земель Тили.
И если у кого-то еще остаются сомнения относительно того, как в действительности происходил этот процесс, надеюсь, их поможет рассеять подлинная выдержка из той же «Hslendingabok»:
«В те времена Исландия (времена захвата земель на Тили) была покрыта лесами, росшими между горами и морским берегом. Тогда там жили христиане, которых норвежцы называли папар; но впоследствии они покинули эти места, ибо не желали жить рядом с язычниками».
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
КРОНА
БОЛЬШИНСТВО КЛАНОВ, ПРОМЫШЛЯВШИХ ДОБЫЧЕЙ «ВАЛЮТЫ», по всей видимости, успели эмигрировать на Крону еще до того, как разбойничьи рейды викингов на Тили начали представлять серьезную угрозу ее жителям. За промысловиками этих кланов, вероятно, последовали и фермеры- скотоводы, однако для того, чтобы исход жителей с Тили приобрел массовый характер, потребовалось вторжение захватчиков во главе с Ингольфом.
История не дает ответа на вопрос о том, какой оказалась участь христиан, «которые не желали жить рядом с язычниками», равно как и ничего не говорит о том, куда они могли отправиться. По правде сказать, особого выбора у них не было. Попытаться махнуть на восток, на свои исконные родные земли, означало бы для них попасть прямиком в пасть дракона или, другими словами, из огня да в полымя. Между тем на Британских островах невозможно было найти надежное убежище, да и архипелаги на западных подступах к континентальной Европе не сулили буквально ни клочка мирной, безопасной земли.
Наиболее естественным решением для изгнанников-папаров было отправиться на запад, на Крону, а при необходимости и дальше. Я не сомневаюсь, что они — или, по крайней мере, большинство христиан — так и поступили.
Те из них, у кого были крупные морские корабли, вне всякого сомнения, нагрузили их доверху всевозможным имуществом и скарбом и, захватив с собой скот, отплыли прямо на юго-запад — к берегам Кроны. Те, у кого суда были совсем небольшие, могли отправиться от крайней западной оконечности Исландии к ближайшей точке на восточном побережье Гренландии, а уже затем продолжить плавание вдоль берега, взяв курс на юг. Некоторые чрезмерно перегруженные или попавшие в шторм корабли наверняка пошли на дно, но судьба их команд и пассажиров была вряд ли трагичнее участи тех их соплеменников, которые, оставшись в Исландии, попытались выжить при новом режиме — викингах.
Некоторые же христиане — потому ли, что у них не было хоть плохоньких лодок, или потому, что они возлагали все свое упование на милость и покров господа, — решили остаться на Тили, на всякий случай перебравшись в такие районы, которые не вызывали особого интереса у представителей первой волны норвежских интервентов.
Одно из таких пустынных убежищ — гряда невысоких гор и покрытых льдами фьордов на полуострове, лежащем на северо-западе Исландии. Эти пустынные и сегодня по большей части обезлюдевшие места представляют собой на удивление высокую концентрацию объектов и мест, названия которых происходят от слов «крест» или «церковь» (например, Кросси, Кроссфьялл, Киркьюхаммар, Киркьюгольф), что, несомненно, свидетельствует об активной христианизации Исландии. Отсюда следует естественный вывод: на северо-западе Тили селились в основном папар, по крайней мере — до тех пор, пока позднейшие норвежские захватчики, такие, как отец Эрика Рауды, не напали и на эти обделенные природой земли[81].
Другие беженцы могли двинуться в глубинные районы острова, например, в изолированную от внешнего мира южную долину Скафтб Ривер, а также к берегам Лагарфльота, лежащим далеко в глубине сухопутных массивов у восточных фьордов.
Однако куда бы ни направились эти несчастные изгнанники, они рано или поздно оказывались в окружении норвежских владений. В своей написанной еще полвека назад книге «Пастухи и отшельники» Том Летбридж задавал вопрос:
«Не правда ли, просто в уме не укладывается, что в Исландии во времена (норвежских) захватов еще могли жить некоторые люди, и притом не монахи, а простые потомственные фермеры? Кем, например, были обитатели пещер (упоминаемые в хронике)? «Торфи предал смерти людей Кроппа, целых двенадцать человек. Он продолжил свои убийства, избивая хольмсменов (островитян Хольма), вместе с Олуги Черным и Стурлой Годи побывал на Хеллисфитаре, где ими было убито восемнадцать обитателей пещер.»
Молчание, которое хранит хроника (относительно того, кем были жертвы этой резни), может быть воспринято как этакая фигура стыдливого умолчания, поскольку предки этого хрониста викингов тоже могли пролить кровь многих и многих жертв. Процитированный выше отрывок весьма напоминает рассказ о действиях первых фермеров на острове Тасмания в отношении дикарей-аборигенов.
В те времена в Исландии, захваченной норвежцами, царили суровые нравы, и ваш сосед легко мог поджечь ночью ваш дом, в котором вы преспокойно спали, из-за нескольких резких слов, отпущенных по его, соседа, адресу на вчерашнем хмельном пиру. А что касается завистливых взглядов людей, ютившихся в окрестных землянках или на островах, то им было вообще лучше не попадаться на глаза. Они запросто могли украсть у вас скот и все, что угодно».
Норвежцы, захватывавшие земли в Исландии, естественно, были народ жестокий и грубый. В той же книге, повествующей о захватах земель, хронист сообщает о двенадцати крупных столкновениях между самими норвежцами: пяти кровавых стычках и семи поджогах (когда целые усадьбы обращались в огонь и дым), а также тридцати шести убийствах (всегда именовавшихся убийством мужчин) и двадцати четырех случаях мести и поединках, повлекших за собой смерть. За период менее 30 лет я насчитал 260 случаев насильственной смерти норвежцев от рук самих норвежцев. Помимо источников, упоминаемых Летбриджем, практически нигде нет упоминаний о том, как поступали с детьми и подростками.
Изгнанники, искавшие спасения на северо-западе среди скал и фьордов, окружающих глетчер Дранга, возможно, сумели выжить дольше всех, но в конце концов рука смерти дотянулась и до них, когда норвежцы последней волны переселения стали проникать в наиболее отдаленные и бесприютные районы острова. И уделом изгнанников неизбежно стали смерть или рабство[82] .
Обогнув мыс Саут Кейп (мыс Южный) Гренландии, беженцы-альбаны очутились в районе, земли которого, казалось, взывали о том, чтобы устроить здесь поселения. Полоса островков и холмов, начинаясь от мыса Кейп Фейрвэлл, простиралась на добрых 160 миль к северо-западу. За этим мысом, словно за защитным экраном, располагалось более двух дюжин фьордов и крупных водных артерий. И хотя земли между этими каналами и вокруг них были по большей части каменистыми и плохими, здесь тем не менее было настоящее буйство растительности. Стена материковых льдов возвышалась достаточно далеко отсюда, к северу и востоку, так что ее ледяное присутствие, можно сказать, едва ощущалось. Таким образом, эта новая страна выглядела почти столь же заманчивой и гостеприимной, как и те земли, которые альбаны-переселенцы оставили где-то на востоке.
Впрочем, хорошие пастбищные и пахотные земли были далеко не главными факторами для кланов, промышлявших добычей «валюты». Их куда больше привлекала протянувшаяся на шестьдесят с лишним миль полоса побережья между мысом Кейп Фейрвэлл и островом Лунд (Канек, как она именуется сегодня), с ее бухтами и островками, обращенными к открытому морю. Недостатки жизни в столь открытых местах с лихвой окупались тем фактом, что здесь вскоре начали возникать первые порты, куда охотно приходили торговые суда из Европы. К тому же эти места были всегда свободны от ледяного панциря, который каждый
