— Возможно? Что же именно? — спросил я у него, когда мы обсуждали эти находки.
В ответ он улыбнулся:
— Настоящий ученый, уходя, никогда не хлопает дверью. Возможно, в один прекрасный день появится некто и найдет бесспорные доказательства того, что в давние времена на острове Памиок действительно побывали норвежцы. И если это случится, подобная весть не сразит меня наповал, как сказал бы Лаймис…
Я напомнил ему, что археолог Том Ли не так давно обнаружил человеческие черепа, имеющие прямое отношение к фундаментам так называемых длинных домов на острове Памиок; один из этих черепов, по мнению видного антрополога Карлтона С. Куна из Гарвардского университета, «возможно, принадлежал европейцу», а другой, «более чем вероятно, если не наверняка, европейский». Кроме того, Ли нашел также сильно поврежденный коррозией железный топор, типичный для изделий подобного рода, использовавшихся в X в. в Северной Европе. Металлургический анализ, проведенный в министерстве энергетики, минеральных ископаемых и ресурсов Канады, показал, что химический состав и способ изготовления этого изделия соответствуют материалам и технологиям, применявшимся в то время в Европе.
Кроме того, неподалеку от сооружений на острове Памиок (а также большинства других длинных домов, обнаруженных впоследствии на побережье залива Унгава Бэй) были найдены возведенные из камня загоны и укрытия, которые служили гнездовьями для гаг и гагар, что существенно облегчало сбор их пуха. Такие искусственные гнезда еще с античных времен использовались на островах Северной Европы, да и в наши дни применяются в Исландии. В то же время нет никаких свидетельств, что туземные жители Северной Америки когда-либо строили подобные гнезда. Подобные объекты считаются исключительно европейским артефактом.
Тейлор согласно кивнул в ответ:
— Да, Фарли, это, бесспорно, свидетельство, но не доказательство. Имаха! Но не ждите, что я когда-нибудь появлюсь на людях в норвежском рогатом шлеме на голове!
В 1967 г. доктор Уильям Тейлор был назначен на пост директора Канадского национального музея — пост, который он занимал (сперва в качестве директора, а затем — в качестве почетного директора) вплоть до самой своей кончины в 1994 г. Он скончался, увенчанный всевозможными почетными званиями и наградами.
Судьба Томаса Э. Ли оказалась совсем иной. Ли родился в рыбачьей деревне на юго-западе провинции Онтарио, где прошла и его молодость. В годы Второй мировой войны он служил в заморских частях вооруженных сил Канады, возвратился на родину в 1945 г. после успешных операций в Индии и Бирме. Он вернулся в Канаду, преисполненный решимости воплотить в жизнь честолюбивые амбиции молодости — стать археологом.
В 1950 г. он поступил на службу в Национальный музей, где вскоре завоевал репутацию человека независимых суждений, склонного ставить под вопрос доктринерские мнения авторитетов. Некоторые из его коллег считали его политически наивным. Как он сам говорил мне, ему всегда претил «ученый подхалимаж». Тем не менее его труды всегда отличались самым высоким уровнем, и он оставался сотрудником музея до тех пор, пока его шеф и ментор, Жак Руссо, не был снят со своего поста в результате интриг выдвиженцев из американских университетов, которые фактически взяли под свой контроль все археологические организации Канады.
И Ли не выдержал. Его фанатичный канадский патриотизм перевесил присущую ему лояльность. Он немедленно подал в отставку, ушел из Национального музея и вскоре обнаружил себя в черном списке лиц своей профессии. В течение семи лет после этого он не мог получить работу на полную ставку в области археологии. И лишь после того, как Руссо стал директором Центра исследований истории Севера в Лавальском университете, все вернулось на круги своя. В 1964 г. Руссо смог предложить Ли работу (правда, опять-таки на неполную ставку) по изучению стоянки на Пейн Лейк, а два года спустя принял его в штат.
В период между 1964 и 1975 гг. Ли осуществил восемь экспедиций на Пейн Лейк, Пейн Ривер и побережье залива Унгава Бэй. Постоянно испытывая недостаток финансирования, сотрудников и просто рабочих рук и находясь буквально под прицелом руководителей археологических служб, он, как солдат, упорно двигался вперед.
Большую часть полевого сезона 1964-го и часть 1965 г. Ли посвятил труднейшим раскопкам ям от домов-землянок по берегам узкой протоки озера Пейн. В некоторых из этих землянок ранее уже брал образцы грунта и материалов Мише, а затем проводил раскопки Тейлор. Ли осуществил свои собственные раскопки, углубившись в толщу вечной мерзлоты, и открыл наиболее древние культурные слои. Его исследования позволили установить, что некоторые из домов восходят к ранней Дорсетской культуре, другие — к поздней Дорсетской, к культуре Туле и, наконец, к культуре инуитов, как предторговой эпохи, так и недавнего времени.
Ли установил, что самый поздний горизонт культурного слоя Дорсетской культуры уже заключает в себе целый ряд черт, не свойственных ей прежде. К ним относятся совершенно иные формы и методы возведения артефактов из камня. Но наиболее сильное впечатление на него произвело множество изделий из кости и оленьего рога, которые были обработаны с помощью металлических инструментов — пил, сверл, топориков, а иногда и ножей[90]. Датировка по радиоуглеродному методу показала, что слои, в которых встречаются артефакты, созданные «с применением металлических инструментов», относятся к 1200–1300 гг.
Ли считал, что Тейлор тоже нашел подобные материалы и артефакты, но, поскольку тот так и не опубликовал доклад о своих находках в районе Пейн Лейк, мы, видимо, уже никогда не узнаем, так ли это.
Публикация подробного отчета Ли о раскопках, проведенных им в 1964 г., произвела настоящую сенсацию в научных кругах. Перечислив массу аномальных артефактов, найденных им в поселении на Пейн Лейк, он пришел к выводу: «Это свидетельствует о влиянии норвежцев или других европейцев, наиболее четко выразившемся в расовом и культурном смешении»[91].
«Европейский элемент состоял не из вновь прибывших мигрантов, — писал он в письме ко мне в 1978 г., — а, по всей вероятности, представлял собой людей, которые жили в этих краях на протяжении многих поколений и успели адаптироваться к жизни здесь столь же хорошо, как и аборигены. В обнаруженном Мише поселении они жили в одних домах с людьми Дорсетской культуры и приносили с собой свои привычные металлические орудия. Не исключено, что они жили как один народ, и, возможно, нам именно так и следует рассматривать их»[92].
Когда сезон 1964 г. почти подошел к концу, помощники и попутчики бросили Ли на произвол судьбы, и он в одиночку продолжил путь на каноэ. Как-то раз обшивку лодки прорвал медведь, но Ли, как мог, залатал прореху хирургическим бинтом и пластырем и направился к южному берегу острова.
И там он неожиданно для себя самого открыл остатки стоянки, которая, возможно, является наиболее древним поселением европейцев в Северной Америке. Ли назвал это место «стоянка Картьер».
В 1967 г., после посещения острова Памиок, я отправился вместе с Ли на осмотр стоянки Картьер. Мы высадились на берег из «Оттера», и Ли жестом предложил мне поглядеть вокруг, чтобы я лучше запомнил все нюансы этого места.
