Но если их воздвиг не Кук, то кто же? И главное — когда?
Разумеется, здесь необходимы раскопки на месте. Я предпочел бы отправиться туда на моей собственной скромной ньюфаундлендской шхуне, чтобы взглянуть, как смотрится Кэйрн Маунтейн с моря, но, увы, бедное судно (как любят говорить моряки) недавно было предано земле.
Поэтому нам с Клэр пришлось отправиться туда на небольшом грузовичке-полутонке, который мы привезли на Ньюфаундленд в чреве мрачной железной посудины, которая еще совершает рейсы между Норт Сиднеем и Порт-о-Баск.
И вот ясным сентябрьским утром 1996 г., выехав из Порт-о-Баск, мы помчались по Трансканадской магистрали на север между массивными гранитными глыбами, как бы отмечающими собой южную оконечность горной цепи Лонг Рейндж Маунтейнс. Был уже поздний вечер, когда мы подъехали к мосту, переброшенному через быструю и многоводную реку. Указатель сообщил нам, что это и был Флат Бэй Брук. Мы свернули с автомагистрали, чтобы впервые собственными глазами взглянуть на Кэйрн Маунтейн и знаменитые две башни, венчающие ее вершину.
Что касается горы, то она была перед нами, являя собой внушительный пик на одном из отрогов Лонг Рейндж. Но, увы, ее вершина оказалась совершенно голой: на ней не было ни башен, ни каких бы то ни было сооружений, заметных издалека.
Может быть, мы ошиблись и попали не туда? Взгляд на топографическую карту заверил меня, что никакой ошибки нет. Может быть, ошибался сам «Лоцман»? Нет, это невозможно! «Лоцман» практически безупречен — разумеется, в той мере, в какой может быть безупречным творение рук человеческих. Теряясь в догадках, мы двинулись к ближайшему лесоохранному пункту и спросили дежурного, мужчину средних лет, не знает ли он, куда подевались сооружения на вершине Кэйрн Маунтейн, или Стил Маунтейн, как ее теперь называют.
— Разумеется, знаю, а как же. Видимо, вы хотите узнать о судьбе пожарной вышки Боуотерс. Так вот, сэр, ее разобрали еще несколько лет назад.
Оказалось, что о каменных башнях ему вообще ничего не известно, хотя он родился и вырос в местах, откуда хорошо просматривалась Кэйрн Маунтейн.
— Не расстраивайтесь, — поспешно добавил он с искренней готовностью помочь, присущей всем ньюфаундлендцам. — Может, об этом кое-что знает Лен Мьюиз. Он, старина, какое-то время работал смотрителем на башне. Давайте-ка я позвоню ему.
Так я познакомился с Леонардом Мьюизом, приятным, крепкого сложения человеком лет сорока пяти, смуглым, темноволосым и очень подвижным. Родился он в окрестностях Кейп Сент-Джордж и по национальности был джакатар.
Много лет проработав геологом-разведчиком, Лен сегодня служит инструктором по горному делу в местном коммунальном колледже в Стивенвилле. Но, как он сам рассказывал мне, он всегда был и остается сельским жителем, человеком из деревни.
— В далеком прошлом, насколько это возможно проследить, мой народ всегда жил в сельской местности, на природе. В летнее время наши люди занимались рыбалкой и земледелием на прибрежных землях, а когда приходила зима, уходили в глубь территории, в лесные дебри, горы и холмы, где охотились и ставили силки, чем и кормились вплоть до самой весны. Такой была жизнь моего народа. Отличная жизнь, надо признать!
Лен поведал мне, что в детстве он еще мальчишкой вместе с отцом и двоюродным братом его часто поднимались на вершину Кэйрн Маунтейн. И пока старший Мьюиз наблюдал из крошечной кабинки на самой вершине вышки, не появились ли где лесные пожары, Лен и его кузен играли в разные воинственные игры. В качестве фортов им служили две большие груды камней на вершине горы. Это, насколько он мог вспомнить, были единственные объекты, хоть как-то напоминавшие «башни».
Лен по моей просьбе попытался разузнать хоть что-нибудь о тайне пропавших башен. И выяснил, что обе еще в начале 1940-х гг. высились на вершине горы, но во время войны фирма «Боуотерс Палп энд Пейпер Компани» решила возвести на вершине Кэйрн Маунтейн пожарную дозорную вышку. И как только строители обнаружили, что для балансировки башни им понадобятся камни, они без колебаний снесли одну из башенок.
Восьмидесятилетний Эллис Парсонс помнит, как работал на вышке в 1953 г. Он припоминает, что высота уцелевшей башни составляла восемь или девять футов, а окружность ее достигала десяти футов. Однако в последующие годы она тоже была разобрана, поскольку для пожарной вышки понадобился дополнительный балласт. И к концу 1950-х гг. обе древние башни превратились в жалкие груды камней, в которых Лен со своим кузеном играли, воображая, что это форты поселенцев.
Среди обитателей Сент-Джорджа осталось немного старожилов достаточно почтенного возраста, способных вспомнить, что на вершине горы некогда высились башни, но Лен разыскал и опросил всех, какие только нашлись. И старики сошлись во мнении, что это были сооружения цилиндрической или почти цилиндрической формы в виде башен высотой от восьми до десяти футов, около четырех футов в диаметре, аккуратно сложенные из камня без всякого цемента и т. п.
Ни Лену, ни мне не удалось найти никого, кто помнил бы, почему имя Кука ассоциировалось с сооружением башен, и никто не мог объяснить, ради чего они были воздвигнуты. Само их местоположение на столь значительном удалении от берега исключало всякую мысль о том, что они могли служить своего рода навигационными знаками. Совершенно ясно, что они не были маяками или тому подобными сооружениями, помогавшими судам ориентироваться при входе в порты залива. Принимая во внимание затраты времени и сил на сооружение подобной башни (для строительства каждой из них потребовалось не менее 120 куб. футов камней), нет никаких сомнений в том, что причины их возведения были весьма важными. И, на мой взгляд, причины эти — да и строители тоже — были теми же, что и у аналогичных башен на берегах Лабрадора, Унгавы и во многих других местах в высоких арктических широтах.
Сентябрь на Ньюфаундленде часто бывает самым дивным и живописным месяцем. Именно таким он выдался и в 1996 г. Солнце ласково и мягко светило нам, согревая своими лучами крепкий западный бриз, так что он превращался в подобие теплого карибского зефира. Ночи были студеными и кристально ясными. Мы с Клэр день за днем методично осматривали побережье, устраивали романтические пикники на пустынных пляжах, взбирались по склонам древних холмов, продираясь сквозь заросли спелой черники и голубики, или ехали по «сельским», то бишь грунтовым, дорогам, изрезанным колеями, которые змеились под мостиками, выписывая петли по дну мрачноватых, поросших лесами долин.
Мы потратили немало времени, выслушивая местных жителей и сталкиваясь с такими образчиками поистине волшебного ньюфаундлендского гостеприимства, как пирог с изюмом, точнее, какими-то местными плодами, выращенными в садике любезных хозяев, копченые угри, консервированная лосятина, густая похлебка из каких-то моллюсков и консервированная морошка. И всюду нас встречали с неизменным в здешних местах оптимизмом. Несмотря на явный упадок рыболовства и ряд других экономических трудностей, порой просто отчаянных, которые омрачают жизнь обитателям острова, те, что называется, не вешают носа. Они сохраняют спокойствие и уверенность в себе и собственных силах.
— Да, это правда: долларов у нас не слишком много, — согласился пожилой мужчина в одной из небольших коммун, где живут джакатары. — Ну и что тут страшного? У нас вволю всяких садовых овощей, хорошего мяса, есть корова и свиньи, а леса на дрова и для постройки — сколько угодно. Мы все здесь — соседи и сородичи, и времени у нас хватает на все. Нам приходилось переживать и куда более трудные времена, чем эти. И мы не боимся никаких особых бед, ибо эти места — островок небесного рая на земле, в который нам посчастливилось попасть.
А вот как, на мой взгляд, выглядел этот «островок небесного рая» в такой же сентябрьский день шесть веков назад.
Жители Альбы на Западе готовились к зимовке. Всюду, от Порт-о-Баск до Кодрой Вэлли и вдоль зеленых берегов Порто-Порт и Сент-Джордж Бэй, земледельцы не покладая рук трудились на своих небольших полях, убирая остатки ячменя и овса. А в зарослях черники мальчишки и девчонки старались опередить жирных черных медведей — барибалов.
Из мест промысла, лежащих вдали от сверкающих вод залива Св. Лаврентия, возвращались домой добытчики «валюты». Они провели все лето, охотясь на моржей-секачей у тихих берегов островов Магдалены, Принца Эдуарда и Мискоу. Некоторые из промысловиков накупили у туземцев этих островов пушнины, предлагая взамен одежду из домотканой крашенины, а также редкие и дорогие изделия из меди и
