Но, видя, что от Федора сейчас толку мало, сам принялся швырять в печурку дрова. Швырял он сердито, неаккуратно: железная печурка содрогалась и стонала.
– Да тише ты! – сказал Гришаков. – Мешаешь ведь.
Андрей с загадочной улыбкой рассматривал свои руки.
– Ну вот, а танк уже вовсю, как бочка с керосином, пылает. Дым столбом. Водитель подполз к нему – ив огонь. А экипаж укрылся за бугром, вжался в землю, ждет. Секунда прошла – нет водителя, вторая прошла – нет, третья… Час, кажется, прошел – целый час! – а его нет. У артиллериста слеза на глазах блеснула. Какой парень был, как русскую отплясывал! И всего двадцать лет… Отчаянная душа жила в нем, лоб в лоб вел танк – немец сворачивал. А сейчас, когда война к концу идет… И вдруг из этого пламени выскочил комок огня. Глядят: водитель! Сбил с комбинезона языки и, что-то держа в руке, извиваясь, как уж, быстро пополз к своим. А пули так и свищут вокруг, ноют, ищут, кого бы клюнуть. И внезапно экипаж слышит… Нет, быть не может! Смотрят танкисты друг на друга большими глазами и не верят себе, а в воздухе: «Ку-ка-реку! Ку- ка-реку!»
Что за черт, петух поет! Откуда?
И тут только увидели танкисты, что ползет водитель не один, а с петухом. Держит его за ножки в вытянутой руке и ползет. Гребешок у петуха закинулся набок, разноцветный хвост развевается на ветру, перья воинственно распушились. Снаряды в танке рваться начали, а петька закидывает головку и, разевая клюв, орет. То ли с перепугу, то ли оттого, что воздуха свежего хватил. Артиллерист стукнул себя по лбу:
«Так это ж наш танковый петька!»
И все вспомнили: этого петуха водителю поднесла старушка за то, что он починил ей ручную мельницу. Вначале командир танка ругался: ведь это же явное несоблюдение устава – из боевой машины «Т-34» курятник устраивать. Но ребята уломали его. Вот и жил этот петух в танке, в особом ящике, и даже лично участвовал в нескольких военных операциях.
«Слушай, – сказал командир танка, рукояткой нагана роя землю, когда водитель приполз в обгоревшем комбинезоне, с ожогами на лице, – у тебя голова на плечах или на каком другом месте?»
А водитель поглаживает петькин гребешок и отвечает…
– Хватит трепаться, – раздраженно сказал Зимин, – скоро смеркаться начнет. – Он шумно встал, взвалил на плечо буровой молоток.
– А уговор, – напомнил Андрей, улыбаясь, – забыл? Зимин толкнул ногой дверь и вышел в стужу. Но никто в обогревалке и не шевельнулся.
– …А водитель и отвечает: «Не хочу я фрицам, товарищ младший лейтенант, ни петуха, ни петушиного жаркого оставлять». Хотел еще что-то сказать, да все схватились за уши: «Ку-ка-реку!»
Юрка вздохнул и поглядел на бушующий в печке огонь:
– И есть же такие на свете… А я бы, наверно, не смог.
– Дурень! – коротко бросил взрывник.
– Кто дурень? – Юрка со скрипом повернулся к нему вместе с ящиком, на котором сидел. – Тоже мне нашелся… Заткнись! Это, может, почище всего… Читал, как Тараса Бульбу сожгли из-за трубки? Ляхам оставлять не хотел…
– А этот – петуха? – насмешливо спросил Гришаков. – Анекдот какой-то.
– Ну, петуха! Дело не в петухе. Он бы спас и…
– Дурень! – повторил взрывник и надел на черный кусок бикфордова шнура капсюль с гремучей ртутью.
Пока Юрка, размахивая большими красными руками, разгоряченно кричал об отваге и доказывал, что Гришаков, в сущности, трус, Андрей за обе щеки уплетал бутерброд. Кончив есть, он вытер губы и сказал:
– А вы знаете, кто был этот водитель?
Все насторожились. Гулко потрескивала печка, над крышей ныл ветер, из-за стенки донеслись неслышные до того шаги компрессорщика Симакина. Все выжидающе смотрели на Андрея.
– Зимин, – сказал он.
В обогревалке стало отчетливо слышно дыхание каждого.
– Бригадир? – крикнул Юрка, бледнея.
– Он самый. Только тогда он был моложе.
– А ты откуда знаешь? В одном танке воевал с ним, что ли? За мамкину юбку небось держался тогда.
– Я с его товарищем жил в одной палатке… Целый месяц потом во всей дивизии только и было разговоров про этого петуха. Многие-то и фамилии Сашкиной не знали, а говорили: «Ах, это тот, что петуха из горящего танка вытащил». Да и про всю дивизию говорили: «Ах, это та, где танкист петуха под огнем спасал…» Словом, легендарным петух тот стал.
– Брешешь ты все! – сказал Юрка.
– А ты иди спроси у него… Иди спроси.
– И спрошу! – упрямо сказал Юрка. – Сегодня же спрошу!
Через десять минут бурильщики стояли на краю скалы, отвесно падавшей к Ангаре, и, пожимаясь от ветра, привязывали к кольцам верхолазных поясов веревки. К ним подошел Зимин. Лицо у него было очень серьезное, глаза смотрели холодно и жестко. Его просто нельзя было узнать.
– Саша, – чуть не бросился к нему на грудь Юрка, – скажи, это правда про петуха?
