— Бери, дурной. Бери и проваливай.
— Со своих, значит, не берешь?
— Уходи. — Фима стала оглядываться.
— А если весь класс навалится? Тоже брать не будешь?
Аверя вдруг понял, что сказал лишнее. В серых с синими крапинками Фиминых глазах засветился гнев.
— Ладно уж, давай, — быстро сказал он, — только потом пеняй на себя, что недостача будет. Бабка, поди, на стаканы отпустила товару?
— А тебе что? Я уж и полузгать не имею права?
— Смотри влетит! Не на чем завтра сидеть будет.
— О себе думай! — Фима фыркнула, втолкнула в его карман вместе с пятаком стакан, постучала по донцу, чтобы все высыпалось.
Аверя щелкнул и сплюнул.
— Нормально поджарено. Сама?
— Бабка. Когда не молится — жарит.
— А-а-а, — протянул Аверя, — между семечками и богом время проводит?
Фима хохотнула; в ее глазах засверкало веселье и расположенность к Авере, и ему это понравилось: он любил производить впечатление.
— Наторговала-то хоть много?
— Кое-что. — Фима достала из карманчика носовой платок, развязала и позвякала на ладони мелочью. — Рубля с полтора.
Вдруг Аверя вскинул голову: он услышал отрывисто-радостный лай. Так мог лаять только один пес в Шаранове — пес Выстрел. Фима перестала для него существовать. Лай доносился со стороны базара. Сломя голову кинулся Аверя туда, и от него шарахались бабки с корзинами, полными черешни и первой желтовато-красной клубники.
У магазинчика «Ткани» стоял пограничный «ГАЗ-63»; в кузове его, сидя у левой ноги инструктора Саши, весело полаивал Выстрел, а внизу, на земле, творилось невесть что. Тут были и Аверины дружки — Аким с Власом, и Селька с Ванюшкой, и малыши, и все тянули вверх руки и лезли в кузов машины.
— Одного — вы понимаете по-русски? — одного мне надо! — надрывался Саша, отрывая от борта ребячьи пальцы.
Однако двое — Аким с Власом — уже сидели на борту.
У Авери что-то потянуло внутри, защемило. Выбросив вперед руки, точно ныряя, он врезался в гурьбу. Раздвинул, оттеснил, добрался до борта, дернул за ногу Акима. Тот вскрикнул и полетел в Аверины руки. Аверя мягко принял его и поставил на ноги, затем так же стремительно дернул Власа. Однако Влас успел убрать в кузов ногу.
Выстрел запрыгал на поводке, застучал хвостом в дно кузова, но теперь в его лае не было добродушия.
Саша что-то крикнул собаке, и она умолкла.
Аверя тянул изо всех сил, повис на Власовой ноге, и тот полетел вниз. Аверя поймал его и поставил рядом с Акимом.
— Пока! — Аверя кинул на борт ладони, напрягся и как-то странно, боком, сразу обеими ногами забросил себя в кузов, вывернул занемевшие руки и растроганно, как какой-нибудь президент африканской державы с улетающего из Москвы самолета, помахал дружкам: — До скорого!.. Саша, стучи в кабину!
Внизу вопили и колотили в кузов.
— Ну чего вы, дурачье! — до ушей разинув рот, заорал Аверя, видя, что пограничник не слушается его приказа. — Влас даже не ЮДП! А я заместитель начальника штаба и значок имею — и должен ехать в первую очередь!
Аверя распалился, кричал все пуще и не заметил, как возле машины все стихло.
— Аверьян, спустись, — негромко произнес женский голос.
Сбоку, у акации, совсем не на виду, будто даже прячась, стояла Маряна. На ней был узкий сарафанчик с выгоревшими цветами и черными тесемками купальника, бантиком завязанными на шее. Она сурово смотрела на него. Маряна работала на рыбозаводе, была в их отряде вожатой.
Аверя готов был спрыгнуть с машины, но внизу сгрудилось так много ребятни… Ну как мог уронить он себя перед ней?
— Ты слышал?
Саша при виде Маряны преобразился — растерял всю строгость и локтями оперся о борт, точно о плетень:
— Приходи на танцы, Маряша, ждать буду.
Маряна смотрела не на него. Она смотрела на Аверю.
Аверя набычился, потом, ни на кого не глядя, перемахнул через борт, точно этой лихостью хотел оправдать послушание.
— Мальчики, кто первый забрался в кузов? — спросила Маряна.
— Аким, — пискнул кто-то.
— Влас, — сказал другой голос.
— Аким, ты? — спросила Маряна.
Аким побарабанил пальцами о переплет книги, засунутой за ремень, и поднял на Аверю глаза:
— Нокаутом бы его, да рук на такого жалко. Да и страшно, еще дух испустит — большая физическая сила пропадет.
Аверя ревниво скосил глаза на Маряну и ребят:
— Умник!
Иногда Аверя прямо-таки ненавидел этого всезнайку, к которому — странное дело! — очень неплохо относилась Маряна. Не хуже, чем к нему, Авере. А за что, спрашивается?
— Ну так кто из вас поедет? — Маряна теряла терпение. — Ты, Аким, или Влас?
Ребята, нахмурив лбы, молчали.
— Мне что, пусть едут. — Аверя сплюнул, достал горсть семечек и стал по одной кидать в рот. — Какое счастье — от собаки бегать. Пусть…
Он уже понял, что хватил через край, особенно с Акимом. С ним ухо надо держать востро. Но и отступать было поздно.
— Да чего вы там, ехайте кто-нибудь, ну? — застонал Саша. — В другой раз никого не докличешься, а тут машину готовы сломать.
Аверя отвернулся от дружков.
— Я не поеду, — твердо сказал Аким, — у меня книга не дочитана — Чехов.
— Маряна, повлияй! — взмолился Саша.
— Да вы не бойтесь, — сказал Аверя, — память у меня не злая, никого в ерик не спихну.
— Едем мы или не едем? — раздраженно крикнул из кабины шофер, тоже пограничник.
— Ну, если нет охотников, могу и я: как не послужить родным погранвойскам. — Аверя потянулся и, кряхтя, медлительно, как дед на печку, полез в кузов. Сощурил в щелку глаза, сквозь узкую прорезь, точно бритвой, полоснул по ребятам и кинул назад: — Ехай!
— Маряна, так придешь? — крикнул Саша. — Я немножко поработаю и вернусь…
Взревел мотор. Саша увидел полуоткрытый Марянин рот, но ничего не расслышал и замахал ей рукой. Аверя подошел к Саше, присел на корточки:
— Что будем отрабатывать?
Он хорошо знал всех пограничников Шарановской заставы и, уж конечно, всех служебных собак. Даже по лаю различал.
— Горячий след. — Саша потрепал жесткую гриву Выстрела. — А ты, брат, не промах. Чего учудил!
— А чего? — Аверя наивно заморгал ресницами.
— А того. Знал бы — не взял бы. Не собаку надо посылать по твоему следу, а тебя — по собачьему. Разорвешь. Что зверь. А небось еще в пионерах ходишь. В седьмом ведь.
