переход его от обороны к контрударам и контратакам, в силу чего наши войска несли большие потери, достигавшие 200 человек в сутки на дивизию, наши части заметно были утомлены — все это рассеяло надежды на достижение успеха в ближайшее время».
Необходимо при этом учитывать, что 5-й армии пришлось отражать внезапное нападение главных сил ударной группировки противника. Боевые действия развернулись на широком фронте во всей полосе армии, носили динамичный и маневренный характер. Они развивались по отдельным направлениям, главным образом вдоль шоссейных дорог. Между соединениями имелись большие промежутки. Враг широко использовал танковые и моторизованные соединения для стремительного продвижения в глубину нашей обороны через открытые пространства на флангах соединений и частей. Войска 5-й армии уступали противнику в подвижности и не всегда могли своевременно предпринять контрманевр.
Одной из важных и наиболее сложных проблем являлась проблема своевременного развертывания войск армии. В условиях неясной и резко меняющейся обстановки и ввиду настойчивого стремления командования соединений и частей действовать в соответствии с предвоенным планом и во что бы то ни стало занять назначенные им рубежи и районы прикрытия, в первые же часы действия войск в основном носили характер встречных боев. В последующем, исчерпав наступательные возможности, соединения и части переходили к обороне на необорудованной в инженерном отношении местности в широких полосах под ударами превосходящих сил противника.
Войска 5-й армии не смогли осуществить целый ряд активных мероприятий только потому, что противник с первых же часов военных действий захватил господство в воздухе. Его авиация наносила непрерывные удары по нашим войскам. Отсутствие надежного авиационного и зенитного прикрытия облегчало противнику достижение своих целей. Ему удалось совершить в полосе 5-й армии 2 глубоких прорыва, потребовавших от советского командования срочных мер с целью задержать их дальнейшее развитие.
Планирование контрударов
(22–25 июня 1941 года)
Согласно директиве № 3 Юго-Западный фронт должен был нанести удар в общем направлении на Люблин, окружить и уничтожить противника, наступавшего на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, и к исходу 24 июня овладеть районом Люблина. Учитывая силы и средства, имевшиеся и в составе нашего фронта, и у противостоявшего противника, задача была ему вполне по плечу. И тем не менее она уже не соответствовала той обстановке, что сложилась на Украине к исходу первого дня войны. Двух суток, отведенных на овладение Люблином, до которого войскам предстояло еще пройти свыше 120 км, было явно недостаточно. Начальник штаба фронта генерал Пуркаев считал, что только полное сосредоточение механизированных корпусов потребует не менее трех-четырех суток, а за это время противник, естественно, успеет продвинуться еще дальше. Пуркаев предлагал обратиться к Главному командованию за разрешением создать на рубеже укрепленных районов, вдоль старой государственной границы, прочную оборону, то есть сначала остановить врага, а уже затем, перейдя в контрнаступление, разгромить его. Генерал Кирпонос, соглашаясь с доводами начальника штаба генерала М. А. Пуркаева, стоял на том, что приказ есть приказ и его нужно выполнять во что бы то ни стало. Командующего поддержал член Военного совета корпусной комиссар Н. Н. Вашугин.
Развернувшиеся споры по поводу реализации Юго-Западным фронтом директивы № 3 и телеграммы Верховного командования, ее подтверждающей, хорошо описывает в книге «Так начиналась война» И. Х. Баграмян, в ту бытность начальник оперативного отдела штаба ЮЗФ. Он-то и принес М. А. Пуркаеву эту телеграмму.
«Начальник штаба Юго-Западного фронта, опасаясь разновременного ввода в бой наших основных сил и неблагоприятного для нас встречного танкового сражения, выдвинул Кирпоносу следующее предложение:
— Нам, товарищ командующий, остается только доложить в Москву о сложившейся обстановке и настоятельно просить об изменении задачи. Мы сейчас можем только упорными боями сдерживать продвижение противника, а тем временем организовать силами стрелковых и механизированных корпусов, составляющих наш второй эшелон, прочную оборону в глубине полосы действий фронта на линии прежних Коростенского, Новоград-Волынского, Шепетовского, Староконстантиновского и Проскуровского укрепленных районов. Остановив противника на этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления. Войска прикрытия после отхода за линию укрепленных районов мы используем после как резерв. Именно такое единственно разумное решение я вижу в создавшейся обстановке.
На минуту воцарилось молчание. Генерал Кирпонос в глубокой задумчивости вертел в руках карандаш. Первым заговорил корпусной комиссар.
— Все, что вы говорите, Максим Алексеевич, — он подошел к карте, — с военной точки зрения, может быть, и правильно, но политически, по-моему, совершенно неверно! Вы мыслите как сугубый военспец: расстановка сил, их соотношение и так далее. А моральный фактор вы учитываете? Нет, не учитываете! А вы подумали, какой моральный ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора! А вы еще предлагаете допустить фашистов в глубь советской земли!..
Переведя дыхание, член Военного совета уже более спокойно добавил:
— Знаете, Максим Алексеевич, друг вы наш боевой, если бы я вас не знал как испытанного большевика, я подумал бы, что вы запаниковали.
Заметив, что на широкоскулом загорелом лице Пуркаева заходили желваки, Вашугин мягко добавил:
— Извините, я не хотел вас обидеть, просто я не умею скрывать то, что думаю.
Опять наступила тишина. Наконец Кирпонос оторвал взгляд от карты и медленно заговорил:
— Думаю, что вы оба правы. Против оперативной целесообразности ваших предложений, Максим Алексеевич, возразить нечего. У них одна уязвимая сторона: старые укрепленные районы не готовы принять войска и обеспечить им благоприятные условия для успешной обороны.
— Да, но войска второго эшелона с помощью саперов смогут быстро привести эти укрепрайоны в боевую готовность…
Не ответив на реплику Пуркаева, Кирпонос в прежнем спокойном тоне продолжал:
— Но со своей стороны, не лишены логики и соображения Николая Николаевича. Приказ есть приказ: его нужно выполнять. А если каждый командующий, получив боевой приказ, вместо его неукоснительного выполнения будет вносить свои контрпредложения, то к хорошему это не приведет. Конечно, взять к концу двадцать четвертого июня Люблин мы вряд ли сумеем. Но попытаться нанести мощный контрудар по вторгшимся силам противника мы обязаны. Для этого мы сможем привлечь до пяти (потом и шести. —
Я считаю, что главная задача теперь состоит в том, чтобы быстро сосредоточить мехкорпуса к полю сражения и одновременно нанести мощный контрудар. Нужно, Максим Алексеевич, немедленно довести до войск соответствующие боевые распоряжения и проследить за их выполнением. Особое внимание следует уделить обеспечению надежного прикрытия механизированных корпусов с воздуха во время выдвижения и ввода в сражение. Вместе с этим следует поставить Потапову задачу: всеми силами и средствами его армии во взаимодействии с правым крылом шестой армии при поддержке основных сил фронтовой авиации не допустить дальнейшего продвижения фашистских войск в глубь нашей территории».
Кирпонос принял решение нанести два удара по флангам главной группировки противника — с севера и юга, причем каждый силами трех механизированных корпусов, в которых в общей сложности насчитывалось 3700 танков (4, 8, 15, 22, 9, 19-й механизированные корпуса. —
В этот же период на других участках Юго-Западногого фронта события развивались следующим
