— Когда умер ваш муж?
— Год назад. Сейчас я думаю: хорошо, что его постигла такая судьба, иначе нас с ним ждала бы жалкая жизнь, в которой не могло быть ничего, кроме беспросветной нищеты и бесконечного страдания.
— Он умер совсем молодым, да?
— Он разбился — попал в аварию на шоссе. Напился и ехал по дороге со скоростью шестьдесят миль в час. Шел дождь, было скользко, и машину занесло. Через несколько часов его не стало. Мне повезло — я успела с ним проститься. Перед смертью он сказал мне: «Я всегда любил тебя, Мэри». — Она вздохнула: — Его гибель принесла нам обоим свободу.
Какое-то время они оба сидели молча и курили. Роули зажег еще одну сигарету от окурка первой.
— Вы уверены, что не продаете себя в рабство? Не так-то просто ведь жить в браке с человеком, которого ни во что не ставишь, — сказал он, как будто разговор об этом не прерывался.
— Вы хорошо знакомы с Эдгаром?
— За пять или шесть недель, в течение которых он околачивался вокруг вашей юбки, я видел его довольно часто. Он из тех, кого называют столпами империи. Этот тип людей мне никогда особенно не импонировал.
Мэри усмехнулась.
— На это я и не надеялась. Он — сильная натура, к тому же умен и надежен.
— Словом, обладает всеми качествами, которых я лишен.
— Неужели нельзя поговорить хоть минуту не о вас?
— Ладно. Дочитывайте список его достоинств.
— Он добр и участлив. Многого хочет достичь в жизни. Уже совершил много такого, чем можно гордиться, а в будущем совершит еще больше. Может быть, я смогу ему помочь. Боюсь, вы сочтете меня дурой, если скажу: мне очень хотелось бы, чтобы от моей жизни была какая-нибудь польза.
— Не такого уж вы обо мне высокого мнения, да?
— Да, не такого уж высокого, — усмехнулась Мэри.
— Можно узнать, почему?
— Ну, если уж вы хотите это знать, извольте, — ответила она холодно. — Потому что вы аморальный и никудышный человек. Потому что в голове у вас лишь мысли о том, как бы получить от жизни как можно больше удовольствия и сбить с толку всех женщин, которые окажутся настолько глупы, что угодят в ваши сети.
— Что ж, описание, на мой взгляд, скрупулезно точное. Мне повезло, и я унаследовал состояние, после чего мне совершенно не нужно зарабатывать себе на жизнь. По-вашему, мне надо ухватиться за первую попавшуюся работу, тем самым вырвав кусок хлеба изо рта какого-нибудь голодного бедолаги, для которого работа эта — последняя надежда? Насколько я знаю, жизнь дается нам лишь однажды. И она мне ужасно дорога. Мне дарована завидная привилегия жить ради самой жизни. Какой же я был бы дурак, если бы не воспользовался удобным случаем! Я люблю женщин, и, как ни странно, они любят меня. Я молод, но знаю: молодость когда-нибудь кончится. Почему же я не должен жить как мне хочется, пока еще есть такая возможность?
— Трудно было бы найти еще хоть одного человека, до такой степени не похожего на Эдгара.
— Согласен. Но может оказаться, что со мною жить легче. По крайней мере, веселее.
— Вы забываете, что Эдгар предлагает мне брак. А вы — какое-то более эфемерное содружество.
— Почему вы так думаете?
— Прежде всего потому, что вы уже женаты.
— Вот тут-то вы и ошибаетесь. Пару месяцев назад я развелся.
— И скрываете это от всех?
— Разумеется. Женщины все время носятся с мыслями о браке. Если же этот вопрос на повестке дня не стоит, все получается намного проще. Обе стороны знают, на что идут.
— Кажется, я понимаю вашу точку зрения, — усмехнулась Мэри. — Но зачем же вы выдали мне вашу страшную тайну? Надеялись, что ли, что я пойду навстречу вашим желаниям и доставлю вам удовольствие, а вы при благоприятном стечении обстоятельств вознаградите меня за это обручальным кольцом?
— Дорогая, у меня достаточно здравого смысла, чтобы сообразить, что вы не дура.
— Могли бы и не обращаться ко мне «дорогая».
— Черт возьми, я же делаю вам предложение!
— В самом деле?
— А что, неплохая ведь идея, правда?
— Жуткая идея. С чего это вдруг вам пришло такое в голову?
— Да как-то так, случайно. Видите ли, вы рассказывали мне о своем муже, и я вдруг понял, что вы мне страшно дороги. Это, конечно, не совсем любовь, но что-то в этом есть и от любви. Понимаете, я чувствую к вам безмерную нежность.
— Лучше бы вам не говорить мне подобных вещей. Вы самый настоящий дьявол — инстинкт, похоже, подсказывает вам слова, способные тронуть женское сердце.
— Я бы не смог их произнести, если бы перед тем их не прочувствовал.
— Ох, замолчите. Какое счастье, что у меня трезвый ум и я не лишена чувства юмора! Давайте вернемся в город. Я подвезу вас к вашему отелю.
— Надо понимать, вы мне отказываете?
— Да.
— Почему?
— Уверена, что вас это удивит, но тем не менее: я попросту вас не люблю.
— Меня это не удивляет — я это знаю. Но все изменится, если вы дадите себе хоть какой-то шанс.
— Скромный вы человек, да? Но все дело в том, что я не хочу давать себе никакого шанса.
— Вы настроились выйти за Эдгара Свифта?
— Теперь да. Спасибо, что дали мне выговориться. Трудно ведь держать все в себе. Вы помогли мне принять решение.
— Будь я проклят, если понимаю, каким образом.
— Женщина мыслит не так, как мужчина. Все, сказанное вами, и все, сказанное мной, воспоминания о жизни с мужем, все мои невзгоды и разочарования, — обо всем этом поможет мне забыть Эдгар. Он силен и надежен, стоит крепко, как скала. Я знаю, что могу на него положиться, он меня не подведет — на это он просто не способен. То, что он мне предлагает, — это безопасность. Сейчас я чувствую такую к нему привязанность, что она граничит с любовью.
— Шоссе очень узкое, — сказал Роули. — Если хотите, я сяду за руль.
— Нет уж, спасибо. Я вполне способна сама вести свою собственную машину, — ответила молодая женщина.
Его слова на мгновение вывели ее из себя не потому, что он усомнился в ее способности управиться с машиной, а из-за того, что все приведенные ею причины намечавшегося брака почему-то показались ей неубедительными.
Роули усмехнулся:
— С одной стороны яма, с другой — канава. Я буду очень недоволен, если вы вывалите меня в ту или в другую.
— Придержите, наконец, ваш проклятый язык.
Роули зажег сигарету, закурил и стал наблюдать, как Мэри проехала чуть вперед, затормозила, затем изо всех сил крутанула баранку, снова провела машину немного вперед, еще раз затормозила и дала задний ход, в результате чего машина понемногу стала ползти назад. Мэри вся покрылась испариной, но вывела наконец автомобиль с этой полосы препятствий. Они двинулись в обратный путь. До самого отеля ехали молча. Было уже поздно, и дверь была закрыта. Роули не продемонстрировал ни малейшего желания выйти из машины.
— Приехали, — сказала Мэри.
