Они держали себя в руках в присутствии Лины, но, когда ее не было рядом, не притворялись. Теперь они уже и не ссорились. Они просто не замечали друг друга; когда же отмолчаться было никак нельзя, обращались одна к другой с ледяной вежливостью.
Наконец Лина отправилась погостить к друзьям на итальянскую Ривьеру, и Фрэнк проводила ее на тот же поезд, на котором она приехала. Гостья увозила с собой кругленькую сумму их кровных денежек.
— Не знаю, как тебя и благодарить, — сказала Лина, садясь в вагон. — Я замечательно отдохнула с вами.
Фрэнк Хиксон гордилась тем, что не уступит любому мужчине, но еще больше — тем, что она истинно благородная дама; в ее ответе аристократизм соединился с изяществом.
— Нам всем было очень приятно с тобой, Лина, — сказала она. — Мы получили огромное удовольствие.
Но когда Фрэнк повернулась спиной к отходящему поезду, она испустила такой могучий вздох облегчения, что под ней закачалась платформа. Она расправила свои могучие плечи и двинулась к вилле.
— Уф! — клокотала она время от времени. — Уф!
Она переоделась в закрытый купальник, надела матерчатые сандалии и мужской халат (к этому предмету туалета она относилась весьма серьезно) и отправилась к Иден-Рок. До ленча еще оставалось время — как раз успеть окунуться. Она вошла в «Домик обезьян», оглядываясь по сторонам, чтобы поприветствовать знакомых, и двинулась по залу. Фрэнк чувствовала себя в ладу со всем человечеством, но внезапно остановилась как вкопанная. Она не верила собственным глазам. За столиком сидела Беатрис, одна, в пижаме, которую купила в Молино пару дней назад, с ниткой жемчуга на шее; цепкий взгляд Фрэнк сразу же уловил, что она только что сделала себе прическу, щеки и губы подкрасила, а глаза подвела. Полная, даже необъятная дама, но кто бы стал отрицать, что она удивительно привлекательная особа? Что это она делает? Своей привычной тяжелой походкой неандертальца Фрэнк двинулась к Беатрис. В черном купальнике она смахивала на огромного кита, каких японцы ловят в Торресовом проливе, — в народе их называют морской коровой.
— Беатрис, что ты делаешь? — воскликнула она басом.
Казалось, где-то в горах прогремел гром. Беатрис подняла на нее отсутствующий взгляд.
— Ем, — ответила она.
— Черт побери, вижу, что ешь.
Перед Беатрис стояли тарелка с круассанами и блюдечко с маслом, горшочек с клубничным джемом, кофе и кувшинчик со сливками. Беатрис намазала толстый слой масла на изумительно горячий хлеб, сверху положила джем и добавила взбитых сливок.
— Ты погубишь себя, — сказала Фрэнк.
— А мне плевать, — пробурчала Беатрис набитым ртом.
— Ты потолстеешь сразу на несколько фунтов.
— Иди к черту!
Она откровенно издевалась над Фрэнк. Господи, какой дивный запах шел от круассанов!
— Ты разочаровала меня, Беатрис. Я думала, у тебя характер сильнее.
— Сама виновата! Все из-за этой проклятой бабы! Почему ты ее не поставила на место? Мне пришлось целых две недели глядеть, как она обжирается, словно боров. Сил не было терпеть. Вот я и решила наесться до отвала, и пропади все пропадом.
Слезы застлали глаза Фрэнк. Внезапно она почувствовала себя женщиной слабой и беззащитной. Ей захотелось, чтобы рядом оказался сильный мужчина, посадил бы ее к себе на колени, приласкал, убаюкал, назвал маленькой девочкой. Потеряв дар речи, она опустилась на стул рядом с Беатрис. Подошел официант. Точно извиняясь, она показала ему на стол и попросила со вздохом:
— Принесите мне то же.
Потом робко протянула руку за булочкой, но Беатрис отдернула тарелку.
— Нет уж, — сказала она. — Подожди, пока тебе принесут.
Фрэнк обозвала ее таким словом, какое дамы весьма редко произносят, обращаясь к любимой подруге. В ту же минуту официант принес круассаны, масло, джем и кофе.
— А где сливки, болван? — прорычала она, как загнанная львица.
И принялась за еду. Она ела ненасытно, жадно. В павильон стекались отдыхающие, чтобы выпить коктейль после того, как выполнили свой долг — искупались и позагорали. Вскоре появилась Стрелка с князем Роккамаре. На ней была красивая шелковая шаль, которую она, чтобы выглядеть стройной, туго натягивала одной рукой. Голову она старалась держать как можно прямее, чтобы ее спутник не заметил второго подбородка. Она беззаботно смеялась. Она чувствовала себя девчонкой. Он только что сказал ей (по-итальянски), что по сравнению с ее глазами Средиземное море напоминает гороховый суп. Он оставил ее, чтобы отлучиться в мужскую комнату, — привести в порядок свои шелковистые черные волосы; они договорились встретиться через пять минут и что-нибудь выпить. Стрелка направилась в дамскую комнату чуть-чуть подрумянить щеки и подкрасить губы. Но тут она заметила Фрэнк с Беатрис и остановилась. Она не могла поверить своим глазам.
— Господи! — крикнула она. — Скоты! Свиньи! — Она схватила стул. — Официант!
О свидании с князем она напрочь забыла. В мгновение ока официант возник у столика.
— Мне то же самое, что у этих дам, — распорядилась она.
Фрэнк подняла от тарелки свою массивную голову.
— А мне принесите паштета, — прогудела она.
— Фрэнк! — воскликнула Беатрис.
— Заткнись.
— Ну что ж, тогда и мне тоже.
Принесли кофе, хлеб, сливки, джем, и они принялись за еду. Поглощали паштет, уплетали джем ложками. Алчно уничтожали изумительно вкусный хрустящий хлеб. Какое значение в те минуты имела для Стрелки любовь? Пусть себе князь живет в своем римском дворце и в замке в Апеннинах. Занятые слишком серьезным делом, они хранили полное молчание и поглощали еду в каком-то неистовом торжественном исступлении.
— Я не ела картошки уже двадцать пять лет, — сказала Фрэнк каким-то потусторонним отрешенным голосом.
— Официант, — потребовала Беатрис, — принесите жареный картофель, три порции.
— Tres bien, madame*.
Принесли картошку. Далеко не все ароматы Аравии так же заманчивы. Они ели руками.
— Принесите мне сухой мартини, — попросила миссис Сатклиф.
— Сухой мартини, Стрелка, не пьют во время еды, — заметила Фрэнк.
— Не пьют, вот как? Сейчас увидишь.
— Что ж, тогда и мне двойную порцию сухого мартини.
— Три раза по двойной порции сухого мартини, — подытожила Беатрис.
Заказ принесли, и мартини был выпит залпом. Дамы переглянулись и вздохнули. Завеса непонимания, мешавшая им две последних недели, спала, и искренняя привязанность, которую они друг к другу питали, снова заполнила их сердца. Они не могли поверить, что были способны подумать о том, чтобы разорвать узы дружбы, той самой дружбы, которая подарила им столько радости.
Подруги разделались с картошкой.
— Интересно, у них есть шоколадные эклеры? — поинтересовалась Беатрис.
— Конечно, есть.
Конечно, у них были эклеры. Фрэнк забросила в рот пирожное целиком, проглотила его и схватила другое, но перед этим взглянула на своих подруг и вонзила кинжал мести в сердце этой чудовищной Лины.
— Можете говорить, что хотите, но, не кривя душой, скажу: она бездарно играет в бридж. Уж вы мне поверьте.
— Отвратно, — согласилась Стрелка.
А Беатрис вдруг поняла, что ей хочется безе.
