– Если меня будут спрашивать, говорить, что меня нет.
– Понятно, сэр.
Бой закрыл дверь. Чарли присел на ручку кожаного кресла и обнял Китти за плечи.
– Теперь рассказывай, девочка.
– Уолтер требует развода, – сказала она.
Она почувствовала, что его рука уже не так крепко ее обнимает. Все его тело застыло. Последовало короткое молчание, потом Таунсенд встал и пересел на свое кресло-вертушку.
– Как это надо понимать? – спросил он.
Она кинула на него быстрый взгляд, потому что голос его прозвучал хрипло, и увидела, что все лицо его побагровело.
– У нас был разговор. Я сейчас прямо из дому. Он говорит, у него доказательств больше чем нужно.
– Ты, надеюсь, не проболталась? Ничего не признала?
У нее упало сердце.
– Нет.
– Ты хорошо это помнишь?
– Да, – солгала она снова.
Он откинулся в кресле и устремил взгляд на карту Китая, висевшую перед ним на стене. Китти с тревогой следила за ним. То, как он принял ее новость, озадачило ее. Она-то думала, что он заключит ее в объятия, скажет, как он счастлив, что отныне они всегда будут вместе; но мужчины – странный народ. Она тихо заплакала – теперь уже не из желания вызвать его сочувствие, а просто потому, что это казалось так естественно.
– В хорошенькую мы влипли историю, черт возьми, – заговорил он наконец. – Но нельзя терять голову. Слезами, знаешь ли, горю не поможешь.
Она уловила в его голосе досаду и вытерла глаза.
– Я не виновата, Чарли. Я не могла иначе.
– Конечно, не могла. Нам просто не повезло. Тут столько же моей вины, сколько и твоей. Теперь вопрос в том, как нам выпутаться. Тебе, надо полагать, тоже не улыбается роль ответчицы.
Она чуть не ахнула от изумления и постаралась что-нибудь прочесть в его лице. О ней он не думает.
– Интересно, какие у него доказательства. Мне не ясно, как он может доказать, что мы тогда были вместе. Вообще-то мы вели себя достаточно осторожно. И старик Гу-джоу, я уверен, не мог нас выдать. Даже если Уолтер видел, как мы входили в лавку, – ну и что? Почему бы нам вместе не поинтересоваться антикварными вещицами?
Он словно рассуждал сам с собой.
– Предъявить обвинение легко, а вот доказать – чертовски трудно; это тебе всякий юрист подтвердит. Наше дело – все отрицать, а если он пригрозит подать в суд – черт с ним, будем бороться.
– Я не могу судиться, Чарли.
– Это еще почему? Очень может быть, что и придется. Видит Бог, скандала я не жажду, но не можем же мы сдаться без боя.
– А зачем нам защищаться?
– Ну и вопрос! Во-первых, дело это касается не только тебя, но и меня. Тебе-то, мне кажется, бояться нечего. С твоим мужем мы уж как-нибудь договоримся. Важно только решить, как половчее за это взяться.
Ему словно пришла в голову какая-то забавная мысль – он повернулся к Китти со своей неотразимой улыбкой и сменил резкий, деловой тон на заискивающий.
– Бедняжка моя, нелегко тебе пришлось, я понимаю. – Он потянулся через стол и сжал ее руку. – Попались мы с тобой, но как-нибудь выкрутимся, мне это… – Он осекся, и Китти показалось, что он чуть не сказал, что ему не впервой выкручиваться из таких передряг. – Главное – не терять голову. Ты же знаешь, я тебя не подведу.
– Я не боюсь. Пусть делает что хочет.
Он еще улыбался, но теперь уже чуть наигранно.
– В крайнем случае придется мне покаяться губернатору. Он меня отчитает по первое число, но он добрый малый, и к тому же человек светский. Он это как-нибудь уладит. Ему публичный скандал тоже не пошел бы на пользу.
– А что он может сделать? – спросила Китти.
– Оказать нажим на Уолтера. Попробует сыграть на его самолюбии, а если не выйдет, тогда на его чувстве долга – это уж дело верное.
Китти приуныла. Ну как Чарли не понимает, до чего это все серьезно! Его легкомысленный тон совсем неуместен. Напрасно она пришла к нему на службу. Здешняя обстановка подавляет ее. Куда легче было бы все ему объяснить, если б они сидели обнявшись.
– Не знаешь ты Уолтера, – сказала она.
– Зато знаю, что купить можно каждого.
