Гроза мышей и крыс примостилась тут же рядом, облизала шершавым языком нос и бархатную мордочку и ласково улыбнулась зелеными круглыми глазами задранным ножкам лежащей на тарелке курицы. Шедший от нее теплый пар сладко щекотал кошке ноздри.
Лампочка, свисавшая с низкого потолка, бросала отблеск на смуглую шею и копну черных как смоль волос. Цветастое ситцевое платье обтягивало гибкую и сильную спину. Короткие рукава оставляли открытыми белые налитые руки.
Нико радовался, когда Марта встречала его в этом платье, и бывал особенно ласков и нежен с нею всю ночь. Только что-то он в последние дни позабыл дорогу к ней, хотя сейчас как раз самое удобное время — ведь ее свекор вот уж неделя как ушел в Алаверди и едва ли скоро вернется. Сегодня, столкнувшись с Мартой у магазина, Нико намекнул, что, может быть, нынче ночью придет к ней. О боже, что за жизнь у одинокой женщины! Ожидание, ожидание, вечное, нескончаемое ожидание… Вина осталось всего три бутылки, но это ничего, — может, Нико принесет еще. У Нико две страсти — Марта и холодная курица с чесноком. Только курица не должна быть нарезана ножом. А когда он немножко захмелеет, то любит, чтобы Марта ела у него из рук. Но редко выпадают Марте счастливые дни — один, самое большее, два раза в неделю. О, как прискучили, как тягостны ей эти долгие бессонные ночи, проведенные в одиночестве! Неужели ей так и суждено прозябать без счастья, видеть, как увядает, как сохнет без радости эта полнокровная плоть, это еще молодое, красивое тело? Конечно, Нико, этот старый лев, под стать любому молодцу в расцвете лет, но Марте нужен свой мужчина, свой собственный, который каждый вечер, вернувшись с поля, прислонял бы по-хозяйски мотыгу к стене ее старого домишка. Да, да, Марта хочет каждый вечер чувствовать в постели возле себя крепкий мужской дух — этот смешанный запах лозовых побегов, пшеничного колоса и горьковатого рабочего пота. Сладкий, кружащий голову запах земли, и листвы, и трав.
Марта кончила чистить чеснок и потянулась за каменным пестом. Минут пять прыгала у нее на коленях долбленая деревянная ступка. Наконец она извлекла оттуда толченый чеснок и смешала его с уксусом.
Временами Марта поворачивала голову к окошку, выходившему на огород, и прислушивалась.
На дворе по-прежнему шумел дождь. Ветер, налетая порывами, раскачивал могучим крылом верхушку кипариса за окном, задувал в трубу и пригибал книзу слабеющее пламя в камине.
Убийственно ожидание — долгое, изводящее, гнетущее душу ожидание. Марта напрягала слух, но за окном в огороде лишь ветер и дождь вели свои ночные коляды.
Курица остыла и перестала дымиться. Кошка потеряла на нее надежду. Жар в камине прогорел, — пришлось подбросить хворосту и поворошить огонь.
Марта принялась собирать ужин — сняла с полки бадью с помидорами и начала готовить салат.
Не успела она очистить первую головку лука, как в дверь постучали.
Нож застыл у Марты в руках.
Кто это? У Нико нет такого обычая — стучаться в дверь. Он приходит с оглядкой, тайком — встанет под окошком в огороде и тихонько стукнет пальцем три раза по перекладине рамы и еще по одному разу — в стекла по бокам. И если получит такой же ответ изнутри, значит, свекра Марты нет дома и путь свободен. А это кто-то другой, посторонний, — с пути, что ли, сбился, явился незваный, непрошеный, в неурочный час, к чужому порогу… Ну и пусть убирается, как пришел, хоть в преисподнюю! Какое сейчас время по гостям ходить? Да и что скажет Нико, если застанет у нее в доме среди ночи чужого человека?
Через короткое время стук повторился. Чей-то голос позвал снаружи:
— Что ты так рано спать залег, Миха, открывай дверь!
Марта узнала по голосу охотника и засуетилась.
Она спрятала курицу в стенной шкаф и принялась убирать со стола все, что на нем стояло; чтобы выиграть время, она крикнула стоящему за дверью:
— Кто там? Поздно уже, нашел время ходить в гости!
— Так-то привечают гостей в Чалиспири? Открой, хозяйка, а то я весь в сосульку превратился — промок и замерз до полусмерти.
«В такую погоду даже зверя не прогонишь от порога, но что скажет Нико? Ему уж пора прийти… Что выгнало из дому в такую пору этого одичалого человека, да еще привело на глухую окраину деревни?»
— Прочь, пес, не путайся в ногах! Ну, что вы там, хозяева, — пускаете в дом или нет?
Уничтожив все следы приготовлений к ужину, Марта пошла к двери и взялась за задвижку.
— Это ты, Како?
— Был Како до нынешнего вечера, а теперь, если не впустишь и не дашь обогреться, стану вскорости трупом.
Марта открыла дверь.
Промокший до нитки охотник тяжело перешагнул через порог со словами приветствия:
— Мир этому дому!
— Здравствуй! — хмуро бросила в ответ Марта и закрыла дверь, вытолкав собаку, последовавшую было за хозяином.
— Чем он тебе помешает — жалко пса, пусть войдет, отогреется.
Хозяйка сдвинула брови:
— Тут не овчарня! Как построишь себе хоромы, тогда и держи в комнатах собак.
Охотник, ничего больше не сказав, махнул рукой и подсел к камину.
На полу за ним протянулась цепочка грязных следов и мокрая полоса от воды, стекавшей с его одежды.
— Не мог вытереть ноги? Весь пол грязью заляпал!
Како посмотрел на свои чувяки, снял сумку с плеча, вытащил из нее грязную тряпку и стал тщательно вытирать мокрое ружье, лежавшее у него на коленях.
Марта села поодаль на тахту и насупясь следила оттуда за молчаливой работой охотника.
На дворе завывал ветер. Дождь барабанил в стекла, стучал по крыше. Собака, оставленная в галерее, повизгивала и царапала дверь, требуя, чтобы ее впустили.
Охотник беспокойно прислушивался к мольбам своего верного пса, то и дело с укором поглядывая на хозяйку.
Хозяйка смотрела сурово и непреклонно.
— Принеси дров, подбавь в огонь — пес на дворе мерзнет, а я не меньше его тут, у камина!
Марта встала и вышла в галерею.
Како поставил ружье в угол, снял патронташ и придвинулся поближе к огню.
Затрещали дрова, заплясало пламя, и гость окутался облаком шедшего от него пара.
Марта по-прежнему сидела на тахте, прислушиваясь к малейшему шуму за окном.
Но окошко, выходящее на огород, было безмолвно — как бы дремало, убаюканное дождем.
Гость принес в комнату прохладу и сырость. И не только сырость…
Наконец долг хозяйки взял верх над всем — Марта сквозь зубы спросила гостя, не голоден ли он.
— С утра во рту и крошки не было. А уж после полудня желудок мой только и делает, что жалуется на своего хозяина.
Женщина поставила на стол бадейку с помидорами, и следом за нею — тарелку с салатом.
Охотник не стал дожидаться, пока накроют на стол, подсел к нему, еще не просохнув, и ткнул огромным помидором в солонку. От его плеч и спины шел пар — густой, как туман на горе Пиримзиса.
Вдруг охотник поднял голову и хлопнул себя рукой по колену. Челюсть его приостановилась, он встал, взяв целый хлебец, вышел в галерею и бросил его своему верному псу. А вернувшись, снова с невозмутимым видом принялся за еду.
Глядя на жадно утоляющего голод гостя, хозяйка вспомнила, что и сама она не из дерева и не из глины сделана…
— Коль не радостен хозяин, гостю тоже нет веселья! Со мной за столом не такие, как ты, — министры не гнушались сидеть. Возьми съешь кусок — что ты мне в рот смотришь, точно моя ищейка!
Марта улыбнулась при этом столь лестном сравнении и принесла вилки.
Оба ели молча, с большой охотой.
