Тедо, которому стоило большого труда скрывать обуревавшую его радость.
Все тем же спокойным, размеренным тоном Реваз продолжал:
— В тысяча девятьсот сорок седьмом году, после пяти лет работы в сельсовете Напареули, вы вернулись в колхоз Чалиспири и стали по-прежнему его председателем. При этом вы были заново приняты в члены колхоза, из которого выбыли пять лет тому назад. Как вновь принятый член колхоза вы имели право на участок в двадцать пять сотых гектара. И сейчас, независимо от того, рядовой ли вы колхозник или председатель колхоза, вы вправе иметь в личном пользовании земельный участок в двадцать пять сотых гектара.
Нико печально смотрел через открытое окно на липу, тихо шелестевшую во дворе. Он понимал, что жар основательно разворошен и теперь его золой не засыпать. Упорствовать и защищаться было бы неразумием.
— Что ж, он прав, ничего не могу возразить, — взглянув на Эресто, сказал председатель. — Ведь уже сколько лет я пользуюсь этой землей — мне и в голову не приходило, что я нарушаю закон. И тогдашний председатель колхоза ничего мне не говорил. По правде сказать, не до того было в те времена. Очень уж были трудные годы, о себе никто не помнил, не то что о земле. День от ночи не отличали, не знали, когда и спать. А после я и вовсе об этом не задумывался, не докапывался, как и что… Считал, что сколько мне полагается, столько и есть, не больше. Ну, а раз не полагается — что ж, забирайте излишки, отрезайте. Каких ребят потеряли на войне, не парни, а львы, — неужели не сумею с потерей клочка земли примириться? Да эта земля уже поглотила и глодала много таких, как я, и еще кто знает скольких сгложет!
— А у этой несчастной старухи, ты думал, земля такая беззубая, что никого сглодать не сумеет. По- твоему, надо было ей хозяина переменить, чтобы зубы поострее стали?
— Эх, сынок, раз в жизни и поп на аллилуйе споткнется! Что тут поделаешь — так у меня в памяти издавна засело, что у Сабеды земельные излишки. Не повесишь же меня за это? Конь о четырех ногах и то спотыкается. Вон она, земля, перед вами — берите, хоть в том конце, хоть в этом шатер раскидывайте!
«Лежачего не бьют», — вспомнил Реваз. Он отвел тяжелый, пронзительный взор от сидящего перед ним противника и вернулся к своему блокноту.
2
На балконе стоял человек и, перегнувшись через перила, смотрел во двор. Пожав плечами, он повернулся и без единого слова ушел в комнату. Давно уже он не видел под пантой такого людного сборища.
Махаре изумился:
— Что это дядя Гигла стал такой смирный?
— Видно, еще не собирается на боковую.
— Рано еще, какое время спать! — Эрмана подтянул спущенный носок и повернулся, осклабившись, к Шакрии: — Что, Надувной, поддали тебе жару?
— Мне поддали? Да ты видел, что я со слюнявый сделал? Попотел у меня молодчик, как от аспирина!
— Хо-хо-хо-хо! А они что с тобой сделали?
Ребята были счастливы. Всего час или полтора тому назад они кончили играть в футбол, а потом ходили на речку, чтобы смыть пот с разгоряченных тел. Волосы у них не успели еще просохнуть после купанья. Сегодня впервые играли они по всем правилам: на поле вышли две команды в полном составе.
Никому не было известно, о чем вчера вечером совещался целый час Шавлего с секретарем комитета комсомола. Но сегодня Эрмана привел своих ребят играть матч с командой Шакрии. Ах, какое огромное удовольствие получили и те и другие! Правда, «актив» проиграл со счетом восемь — десять, но Эрмана не огорчался и не терял надежды на скорый реванш: ребята каждый день на работе, устают — легко ли с отъевшимися лежебоками состязаться! Шакрия сиял от удовольствия, блаженно ухмылялся, показывая редкие зубы, и предлагал Эрмане биться об заклад: дескать, если хочешь, будем целый день камни ломать, а у вас все равно выиграем. Эрмана недоверчиво усмехался. Шота, вратарь, насупясь и напружив шею, ворчал: судья вам подсуживал, засчитал лишний мяч, а он над воротами пролетел — я прыгнул, но не достал рукой.
— Надо устроить настоящие ворота. Давайте, ребята, поставим боковые столбы и прибьем сверху планку на такой высоте, как полагается. Дело-то нетрудное! Тогда не о чем будет спорить, и Фируза мошенничать больше не сможет.
— Непременно надо Фирузу куснуть!
— А то неправда! — вдруг повернулся к Эрмане Дата. — Смотри сюда. Видишь срубленный куст? А вот тут лежит камень, ворота им отмечены. Так вот, смотрю я и вижу — камень все дальше от куста отодвигается. Измерил, а в воротах семь шагов вместо десяти. Ну, думаю, тут дело нечисто! Хотел было дать Фирузе в ухо, да не смог дотянуться; махнул рукой и передвинул камень на свое место.
— Правда это, Фируза?
— Вздор! Вранье! Какой там камень — просто не умеют бить по воротам, а валят на меня!
Шакрия рассердился.
— Человек с башню вышиной: утром толкни — к вечеру только на землю упадет, на что ему еще ворота суживать?
Хохот вырвался волной за ворота и заглох в полях по ту сторону Берхевы.
Эрмана сгорал от любопытства:
— Что тебе сказали в сельсовете, Надувной?
— Грозили тюрьмой.
— Ого!
— Вы, говорит, заведующего складом взяли на испуг и силой бутсы и мяч у него отняли.
— Ишь, слюнявый! Посмотрите-ка на него!
— Напустились на меня оба председателя, да еще с секретарем в придачу, как собаки на медведя — то с одной стороны подступят, то с другой. Но из меня ничего не вытянешь — все равно как вон из нее. — Шакрия ударил ладонью по земле. — Они все твердят: говори, да и только, куда форму спрятали? А я отвечаю: если кому и известно что-нибудь об этой вашей форме, так разве что тому человеку. Почему, говорят, ты ее со склада взял и унес? Что ж, говорю, так мне сказали; попроси меня унести вот хотя бы эту красную скатерть да еще и ваши новые сапоги в придачу — я удружу, не поленюсь. Ух и почернел же он тут с лица — что твой караджальский баклажан. Завтра, говорит, вызовем следователя и арестуем обоих. Отвечаю — что ж, попробуйте!
— Я знаю, отчего у них живот болит.
— Отчего, Coco? Ну-ка, давай информацию.
— Сегодня Реваз привез землеустроителя из Телави, и какие у кого были земельные излишки, все начисто отобрали.
— Хо-хо-хо, так вот где собака зарыта! Пусть теперь попляшут все Баламцарашвили!
— Не беспокойся; Шалико, и у твоего отца утянули со стола жирный кусочек!
— Что там у моего отца утягивать! Был один участок лишний- так он сам сдал его колхозу, — написал заявление и отнес дяде Нико.
— А когда он заявление написал? После того как узнал, что из Телави землемер приедет?
— Мой отец не гадалка, чтобы все знать наперед.
— Постой, Отар! А ты чего молчишь, Надувной, пока тут Coco трепется о том, чего не знает? Ты же сам рулетку по виноградникам за землемером носил.
— Что, что? Шакрия рулетку за ним таскал? Ну-ка, выкладывай все, как было, Надувной! Услади нам слух.
— Когда Эресто приехал, я шел себе вдоль Берхевы и думал: дай загляну в виноградник Миха, как
