– Но кое-кого вы все-таки видели?
– Конечно, – зашумели жильцы, – и больных, и врачей некоторых…
– А не встречали вы когда-либо маленького роста, невзрачного человека, отлично говорящего по- русски?
Жильцы задумались, потом Елизавета Львовна, а затем и остальные покачали головами.
– По-русски некоторые говорили, но мужчины такого не было.
– А женщины?
– Была одна, врач, но она давно уехала отсюда… да и та, кажется, была не немка: не то полька, не то чешка, – сказал Градусов.
– Немка, – решительно сказала Елизавета Львовна, – только она родилась в России и долго прожила в Польше. Воспитанная дама с хорошими манерами и очень неплохо говорила по-русски, но она не уехала, недели три назад она ненадолго приезжала…
– А вы помните ее внешность? – спросил я.
– Ну, как же! Невысокая, полная, с приятным лицом и темными глазами.
– Спасибо, прошу извинить за беспокойство, поднимаясь, сказал я.
– Товарищ полковник, – просительным тоном сказал Градусов, – от лица, так сказать, коллектива я обращаюсь к вам… нельзя ли просить об одном очень большом для нас одолжении?..
Жильцы закивали головами.
– …Здесь есть несколько никем не занятых домов. Можно ли нам, с вашего разрешения, перебраться в один из них. Почтамт и велик, и неприспособлен для жилья.
– Отчего же? – сказал я. – Вы и Елизавета Львовна садитесь сейчас со мною в машину. Мы проедем в комендатуру, где вам выдадут ордера на подходящий дом.
Под радостные возгласы остальных мы спустились к машине.
Проезжая мимо санотдела, я сделал вид, будто что-то вспомнил и, приказав шоферу подъехать ко входу и попросив спутников подождать, вошел в дом.
– Где лежит раздавленная грузовиком женщина? – поднявшись наверх, спросил я дежурного врача.
– В первом этаже, в комнате номер девять, товарищ полковник.
Я спустился к машине и попросил Градусова и его спутницу пройти со мной.
– К коменданту? – идя за мною, спросил инженер.
– Нет, – сказал я, пропуская их в комнату № 9.
На клеенчатой кушетке лежал труп, покрытый простыней.
Я отдернул простыню и коротко спросил:
– Вы не знаете ее?
– Госпожа Янковиц! – вздрогнув и всматриваясь в труп, сказал Градусов.
– Не ошибаетесь? – спросил я.
– Нет! Это она, – уверенно сказала Елизавета Львовна и перекрестилась.
Спустя несколько минут комендант города уже подписывал ордер жильцам сгоревшего «дома с привидениями».
В 22.30 я был у генерала. Капитан Аркатов уже стоял у стола.
– Вот и отлично, – сказал генерал. – Итак, займемся делом. Что скажете, капитан? – и, усевшись в глубокое кожаное кресло, он замолчал.
Я присел к столу и, вынув блокнот, приготовился слушать капитана.
– Когда я по вашему приказанию прибыл к месту происшествия, там убитой женщины уже не было. Ее перенесли в помещение санчасти, где я произвел тщательный осмотр трупа. На левой руке у нее был найден след иглы шприца, а произведенное вскрытие подтвердило наше предположение. Вот акт вскрытия. – И Аркатов скороговоркой прочел: – «Мы, нижеподписавшиеся врачи, капитан медицинской службы…» – И, пропуская слова, он сказал: – Вот оно: «Согласно результату вскрытия смерть женщины произошла от отравления цианистым калием, введенным в ее тело при посредстве шприца, что и послужило причиною смерти неизвестной, занесенной в протокол вскрытия под вымышленной фамилией военврача Красновой. Капитан медслужбы Зверев».
– Как видите, если и не очень литературно, то, во всяком случае, убедительно, – сказал Аркатов, откладывая в сторону листок вскрытия.
– Продолжая осмотр трупа, кроме уже известных вам документов на имя Красновой, я нашел на нем вот этот маленький медальон с буквами «Г» и «Я», католический молитвенник со свастикой на переплете и обрывок письма, написанного по-немецки, всего в две строки… А это три фотографии, снятые нашим фотографом с убитой. Вот отрывки из письма и их перевод. – И он, кладя на стол перечисленное, прочел:
– …»Нужно полагать, что эта задержка сможет приостановить хотя бы на…» – здесь пропуск, а сбоку приписка карандашом – «прекрасно», – вот и все, но приписка эта сделана по-английски. Итак, как видите, налицо запутанный клубок. К этому добавлю еще следующее. Из опроса лиц, первыми обнаруживших труп, выяснилось, что «Краснова» (так пока будем называть ее) была сброшена со студебекера, шедшего в колонне автомобилей к переправе, но как она попала в колонну, никто не знает. И второе – часть машин этой колонны принадлежит штабу тыла польской дивизии, стоящей на отдыхе у местечка Вязы. Шоферы машин и провожавшие грузы сержанты и офицеры, опрошенные днем, ни чего не знают. Вот телефонограмма из дивизии, – и Аркатов положил ее рядом с остальными вещами «Красновой».
– Метки на белье есть? – спросил я.
– Меток нет, но белье иностранного происхождения, – сказал капитан.
– Сложный переплет, – сказал генерал, – тут все – и латинские буквы, и немецкое письмо, и английская приписка, и даже польский молитвенник. Что вы сами думаете об этом, капитан?
– Решения пока нет, товарищ генерал, но эта смесь, конечно, подстроена недаром. Несомненно, нас хотят запутать. С одной стороны, «Краснова» и ее хозяева как будто бы немцы, все как бы клонится к тому. И свастика на молитвеннике, и покушение на вас, и фронт в ста километрах отсюда, все зто говорит о немцах, но зачем немцам запутывать нас? Мы с ними воюем, им не надо прятать своей удачи. Если они сумели взорвать у нас под носом дом, – в этом их достижение, а наш промах. Если они каким-то образом могут ввести в наши военные органы своих агентов, – в этом их успех, а наше упущение. Если они в уже занятом нами двадцать дней городе безнаказанно ведут какие-то дела, это тоже признак их умения и ловкости… Основываясь на всем этом, я думаю, что им незачем было бы кивать на кого-то. Но, по логике вещей, мы и так должны подумать, что тут орудуют немцы и что вся эта таинственная чертовщина с привидениями – дело гестапо. Не так ли?
– Мне тоже дело кажется сложнее, – сказал генерал. Он взял медальон и, оглядев его через лупу, сказал: – «Г» и «Я», что это – истинные инициалы убитой или тоже для отвода глаз?
Я промолчал. Аркатов пожал плечами.
– Вы помните, что днем, посылая вас на расследование смерти этой женщины, я сказал, что здесь дело не в мавре и что мне интересно, что будет найдено на трупе. Я был уверен, что убийцы оставят какие- нибудь следы, чтобы сбить нас с правильного пути. Эта свастика и немецкое письмо подложены нарочно.
– А английская приписка? – спросил я.
– Эта грубая работа говорит о том, что противник не уважает нас, считая нас глупее себя.
– Точно! – потирая руки от удовольствия, сказал Аркатов.
– …Немецкие методы работы более просты и мало отличаются от обычных «мокрых дел» уголовного мира, – продолжал генерал.
Я молчал. Уверенность генерала и несколько хвастливые прогнозы Аркатова тешили меня. Я-то знал, кто такая была эта «Краснова».
– …И эти выводы дают мне право предполагать, что убитая женщина и таинственный человек, пригласивший к себе Александра Петровича, были не немцы, а члены организации какой-то другой страны.
– »Краснова» – немка, и зовут ее Гертруда, фамилия – Янковиц, – сказал я, закуривая папиросу.
В комнате стихло. Генерал провел по лбу рукой, выжидательно глядя на меня. Аркатов растерянно
