понять ответным взглядом подельнику, что отступать уже некуда.
На том и порешили.
С полуслова…
Слишком многое уже связывало их в этом мире. Огласка и ответственность за содеянные грехи перед Жизнью были совсем ни к чему…
Труп они разделали на месте и быстро. Отрезали голову и ноги, сняли с туловища убитого одежду и шкуру, и в мешке, предназначенном для собаки, за два с половиной часа перенесли всё его мясо в цех по приготовлению пельменей. Остатки же человека, его кожу да кости засунули в ближайшем овраге в полынью под лёд и закидали снегом нехитрую прорубь.
— За день затянется.
Верка-подельница рано пришла на работу и была поражена увиденным. Копчёный неистово крутил мясорубку, а полковник милиции истекал потом с головы и до ног. В расстёгнутой рубашке — голый пуп наружу, мешал он свежий фарш со вчерашним. Темная говядина в кастрюле порозовела и смотрелась весело, чего нельзя было сказать о работниках — тошнило обоих. В мусорном баке виднелись остатки отрыганной пищи и стоял специфический запах пивной.
— Опять нализались, — подумала она. — А мясо где взяли?
— Бугор и Серёга достали…
— А наблевали-то что?
— Обмывали звёзды…
Выглядело очень убедительно. Верка еще не видела Вислоухова в новых погонах. Быстренько она накинула на себя рабочий халат и достала из кармана одёжную щётку. Поднявши с пола упавшую шинель полковника, подельница принялась отскабливать с неё следы желчи и крови.
— Корову убили, что ли?
— Корову…
— Ту самую или другую?
— Ту самую, Вера! — сердито рыкнул на неё Копчёный.
— Какая-то она не такая, а розовая…
— Молчи, Вера! Возьми у него весло и килиши фарш, — он поднял глаза на милиционера.
Тот был перепуган и бледен…
— И прячь! Килиши и прячь, чтобы Мирзоев не видел, чтобы Светке-суке, не догляделось… И стряпухам об этом знать ничего не надо.
— Это не говядина, — удивилась она, разглядывая мясо ближе. — Это свинина, опять украли?.. А крови мне на гематоген оставили?
— Не пытай, Вера! — заорал Копчёный. — Здесь есть для этого мусор! Наш оплот! И наша «крыша»!
Втроём они успешно справились с работой и прибрались: вынесли все отходы на улицу, открыли окна, и скоро запах человеческой смерти выветрился из цеха прочь. Потом мужчины отмылись, очистились, осмотрелись по сторонам и, облегчённо переведя дух, опрокинули самогонки на сон грядущий (Благо, что та никогда не переводилась), да разошлись по домам — спать. Все было «чики-чики».
Шняга двадцать вторая
Генерал «от юстиции»
«Чтобы поступать справедливо, нужно знать очень немного, но чтобы с полным основанием творить несправедливость, нужно основательно изучить право»
Это скандальное дело получило широкую огласку. Собака охрипла, но лаять не перестала. Кому первому пришло в голову поинтересоваться причиной её горя, сегодня не помнит никто. Может это был дежурный сантехник или случайный прохожий, неравнодушный к чужой беде, но этот человек позвонил в милицию и сообщил страшную новость. В районе теплотрассы найдена обезображенная человеческая голова. Звонивший не сообщил своего имени и отчества, он был сильно испуган и имел в прошлом неприятности с правоохранительными органами. Как правило, впоследствии такого человека таскают по кабинетам и опрашивают, проверяют у него алиби, и при отсутствии такового — он первый подозреваемый. И, слава богу, что этот добрый малый так и остался неизвестным. Потому что, как станет ясно из дальнейшего повествования, это оказалось мудрым решением с его стороны.
Оперативники не придали вначале поступившему сигналу никакого значения. Они с нетерпением ждали результатов очередного тура чемпионата страны по хоккею, многие из них сделали ставки на предстоящие матчи. И кануло бы всё в небытие, звонок не был зарегистрирован, но людской телефон сильнее и надежнее. Весь город шумел уже через полчаса возле страшной находки. Все новые и новые ротозеи затаптывали последние следы преступления. Кто-то пнул голову ногой, и она улетела в сугроб. Потом её снова отрыли. Проницательные сыщики опознали убитого бомжа. Как Медузу-Горгону, брезгливо вертели они по очереди в руках страшную находку, осторожно стряхивая снег с почерневшего лица и держали её при этом за волосы так, чтобы не встретиться с нею взглядом. Словно стылая боль могла ожить и вспыхнуть, и испепелить их жестокие души. Но этого не произошло. Долго потом отмывали сыщики в снегу свои руки, тщательно вытирая их старыми тряпками, на которых ночевал убитый. Слишком активную деятельность вёл старик в последние дни своей жизни: наследил у городничего, построил детский стадион, был выселен из общежития за нарушение санитарных норм. Светлана Михайловна Мирзоева неоднократно обращалась в милицию с жалобами на преследования со стороны этого человека — маньяка, вымогателя денежных средств.
Ручей в овраге был вскрыт и обследован, останки человеческих костей извлечены на свет и сфотографированы. Сыщики недоумевали, кому и зачем нужно было так уродовать тело бомжа — бесполезного человека, не имеющего за душою ни рубля, ни квартиры. Были проверены алиби у всех освободившихся недавно из неволи людей и внимательно изучены их секретные дела, любезно предоставленные спецчастью учреждения — врагов Тарантул не имел. Следствие зашло в тупик. И было бы забыто уже через неделю произошедшее, как по городу с катастрофической скоростью стал распространяться новый слух, что мирзоевская говядина сладкая на вкус и «какая-то не такая…». Провели экспертизу пельменей, слепленных в цеху известного предпринимателя и снова зашумел народ и забрехала пресса. Мясо убитого бомжа присутствовало в фарше.
Вислоухов запил сразу же по возвращению домой утром того злополучного дня. Он бредил во сне, бормотал, он вскакивал с кровати ночью и кричал в окошко. Страстно беседовал с кем-то и спорил — оправдывался, более скороговоркой, извинялся за что-то и плакал. Совою ухали двери его балкона и дребезжали во фрамугах расколотые стёкла. Соседи в страхе просыпались и, затаив дыхание, прислушивались к тому, что творилось у них за стеной.
— Мент поганый, напуган произошедшим…
Да и сами они были шокированы убийством.
Городничий поседел, «творцы» в областном собрании в думе косились в его сторону, шептали что-то ему во след, в глазах у губернатора он видел упреки в свой адрес.
— Я, мол, за тебя агитировать приезжал. Помогал деньгами и связями. Кражи твои очевидные не замечал… Проталкивал на место, обустраивал выборы, а ты не оправдал надежд, не устоял перед криминалом… Не едят же людей у нас в Оренбурге?.. Кто виноват?
И комиссия за комиссией инспектировали город, проверяли документацию, принимали у себя паломников — ходоков за правдой. С болью, со слезами, с обидою на чиновников приходили люди, дрались в очередях, отчаиваясь попасть на приём к государственному инспектору. Виновных выискивали сразу, «наказывали рублём» и выпроваживали на пенсию. Но федеральный ураган иссяк, и скоро в кабинеты городской администрации вернулись прежние покой и благополучие.
