Герцог гневно посмотрел на паладина, но тот выдержал этот взгляд. Тогда Пелан, явно сдерживаясь, чтобы не сорваться, сказал:
– Ты знаешь, что он сделал с моими солдатами, с невинными мирными крестьянами? Знаешь, как погиб младший сын Алиама? Что он сделал с его старшим сыном?
Фенит кивнул.
– Тогда не проси для этого негодяя милости! – рявкнул герцог.
– Ты воин, Пелан, – столь же холодно, но твердо сказал паладин. – Воин, а не негодяй, пытающий пленных. Не продешеви себя, Пелан.
– Не продешеви? – Пакс никогда не видела герцога в таком гневе, даже в тот день, когда на его глазах умирал Ферраульт. – Уважаемый паладин, вас, конечно, ведет по жизни Провидение. И вы можете себе позволить уйти с поля битвы, когда она закончена. Я же выполняю любую, самую грязную работу. Так вот, господин чистюля, я готов не только продешевить, я готов по миру пойти с сумой ради того, чтобы отомстить за поруганную честь моих людей.
Глядя на герцога в этот момент, Пакс испытала страх едва ли не больший, чем в тот момент, когда она оказалась один на один с Синьявой со сломанным мечом в руках. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она молча подошла к пленнику. Вдруг герцог резко обернулся к ней. Пакс почувствовала на себе внимательные взгляды паладина, обоих Хальвериков и солдат обеих рот.
– Спроси ее, Фенит, – почти спокойно сказал герцог. – Спроси Пакс. Спроси, помнит ли она погибших друзей и страшные мучения, которые они испытали перед смертью. Спроси ее, заслуживает ли Синьява быстрой и легкой смерти. Спроси ее!
– И что тогда? – столь же спокойно спросил паладин.
Герцог пожал плечами:
– Ты сам сказал, что это она схватила его. Я… я готов согласиться с ее мнением.
Воцарилось молчание. Затем паладин четко произнес:
– Итак, Паксенаррион… Как должен умереть этот человек?
Пакс встретилась взглядом с гневными глазами герцога, с полными затаенной боли глазами Алиама Хальверика. Словно в один ряд с командирами встали тени погибших друзей. Ближе всех – Канна и Сабен. Слезы душили ее, она с трудом заставила себя говорить:
– Мой господин… Я… я не забыла… я никогда не забуду погибших друзей… Этот человек убил их, пытал, мучил… Я желаю его смерти, мой господин.
Герцог кивнул, став более похожим на себя самого, знакомого и привычного Пакс. Это придало ей решимости:
– Но… мой господин, мы… Мы же не такие, как он, мой господин! Потому мы и воюем против него. И если вы спрашиваете меня… только меня лично… Я не имею права навязывать роте или вам, мой господин, свое мнение… В общем, он должен умереть сейчас же и – сразу!..
Пакс так и не смогла прочесть то, что отразилось в глазах герцога.
– Алиам? – коротко спросил он.
Хальверик вздохнул и с трудом выговорил:
– Она права, Пелан. Видят боги и святые, я хотел другого, но эта девчонка права! Пусть будет так. Но…
– Я помню наш уговор. Смертельный удар – твой. – Герцог отошел от пленника.
– Благодарю тебя.
Алиам Хальверик выхватил из ножен меч:
– Кэйл, сними с него шлем.
Шлем со звоном отлетел в сторону. Одним резким ударом Хальверик вонзил меч в горло Синьяве. Через несколько мгновений, словно по команде, солдаты обрушили на закованное в доспехи тело град ударов. Спустя немного времени ненавистный труп вместе с латами был изрублен на куски. Пакс молча наблюдала за происходящим, не в силах пошевелиться.
Все произошло так быстро и неожиданно. Она никак не могла поверить, что дело сделано и что этой войне конец. Все кружилось у нее в голове, затем замелькало, поплыло перед глазами… Пакс почувствовала, как оседает на землю. Чьи-то сильные руки подхватили ее.
– Пакс?! – раздался взволнованный голос Вика. – Пакс, что с тобой? Ты ранена? Что случилось?
Она сквозь пелену перед глазами увидела поднесенные ближе факелы. Чьи-то руки коснулись ее, нащупали разрез в нагруднике. Послышались тревожные голоса. Кто-то расстегнул крепления и снял с нее кожаный жилет. Пакс заставила себя сфокусировать взгляд. Кто-то из солдат уходил к лагерю, водрузив на палку голову Синьявы. Затем перед ее глазами появилось лицо паладина.
– Паксенаррион, это, наверное, яд. Не волнуйся, лежи спокойно.
Руки паладина тяжело легли на ее грудь. Казалось, вокруг них задрожало какое-то легкое свечение. Острая, режущая боль от его ладоней на миг пронзила ее тело, а затем от них пошло лишь приятное, успокаивающее тепло. Пакс на несколько мгновений закрыла глаза. Неожиданно она осознала, что дышит легко, без хрипа и жжения в груди. Разлепив веки, она убедилась, что острота зрения вновь вернулась к ней.
– Приношу свои извинения, что не сделал этого раньше. Тогда тебе не пришлось бы так страдать, – сказал паладин. – Но ты держалась таким молодцом, что мне и голову не пришло, что ты ранена.
Пакс много дней, если не месяцев, не чувствовала себя так хорошо.