Взвод пересек плац и подошел к зданию, через широко открытое окно которого доносился запах пекущегося хлеба. Сержант приказал заходить в столовую в колонну по одному. Внутри Пакс встретил солдат, направивший ее к стеллажу с посудой. Взяв из ряда одинаковых котелков и подносов крайние, Пакс прихватила также нож с ложкой и быстро направилась к поварам. В котелок была вылита большая поварешка какой-то густой похлебки, а на поднос легли полбуханки хлеба, ломоть сыра, большой кусок солонины и яблоко. Отойдя от сервировочной стойки, Паксенаррион была направлена другим солдатом к дальнему столу. Вскоре все ее отделение уже сидело на скамье вдоль длинного стола, а в помещение продолжали заходить группы новобранцев. Большие кувшины с водой и глиняные кружки стояли в центре каждого стола.
По команде новобранцы взялись за ложки. Паксенаррион недоверчиво попробовала похлебку. К ее удивлению, еда оказалась вкусной, почти по-домашнему сдобренной жареным луком и ароматными травами. Вскоре Пакс обнаружила, что с удовольствием вытирает куском хлеба дно своего котелка.
– Ну, – послышался за спиной голос Стэммела, – как вам армейская еда?
– По мне, так очень ничего, сэр, – отозвался из-за соседнего стола Сабен.
– Этого добра вы еще наедитесь, – задумчиво сказал сержант и направился к выходу.
Первая ночь в казарме после нескольких недель на свежем воздухе прошла ужасно. Было душно. Воняло. Несколько раз Паксенаррион в тревоге просыпалась, чтобы обнаружить лишь очередного новобранца, проходящего мимо нее к выходу. Ни свет, ни темнота в казарме не были похожи на то, к чему она привыкла на природе. Темнота была гуще, а свет, рассеивавший ее, был явно сотворен человеком. Несколько человек храпели, и их храп эхом разносился по каменному помещению. Девушке не хватало уюта собственной привычной рубашки. Ночное белье – длинная прямая рубаха, – выданное новобранцам вечером, далеко не всем пришлось по вкусу. Протесты были остановлены Стэммелом, отрезавшим: «Мы же цивилизованные люди. А кроме того, скоро ночи станут холодными».
Пакс только-только погрузилась в сон после очередного пробуждения, как ее уши разорвались от резкого звона: это капрал Девлин подал сигнал к подъему ударом в звонкий металлический треугольник.
Пакс выкатилась из постели, сбегала в туалет, вернулась и начала сражаться с постелью. Добившись сносного результата, она, втайне надеясь, что Коррин чем-нибудь занят и не глазеет по сторонам, стянула с себя ночную рубашку. Никто ни на кого не обращал внимания. Все были заняты только собой. Одевшись в форменную тунику, Паксенаррион расчесалась оставленным в волосах костяным гребнем и потуже заплела косу, затянув ее обрезком тонкого шнурка, срезанного с завязки туники. Что делать с ночной рубашкой, она не знала. Поискав глазами Боска, она шагнула ему навстречу и спросила:
– А это куда девать?
– Видишь вот этот ящик? Сверни рубашку потуже и положи сюда.
Боск вышел на середину казармы и показал всем новобранцам вереницу ящиков, стоявших вдоль стен в изголовьях кроватей.
Пакс зашнуровала сапоги, подтянула ремень и еще раз поправила заправленную кровать.
В дверях появился Девлин.
– Готовы? – спросил он у Боска.
– Вроде бы, – пожал тот плечами.
– Взвод, к утреннему осмотру – становись! – взвыл Девлин.
Паксенаррион встала там, где было показано накануне, и уставилась в одну точку перед собой. Стэммел начал осмотр с противоположного края. У каждого из новобранцев он находил какой-либо недостаток или упущение: плохо свернутое одеяло, складки на покрывале, плохо взбитый тюфяк, непричесанные волосы, неправильно затянутые застежки на сапогах, грязные ногти (Пакс едва подавила искушение посмотреть на свои руки), ночную рубашку, брошенную под койку («Ты что, не слышал, когда всем объясняли, где ей место?»). Пакс казалось, что она не выдержит этого ожидания. Наконец Стэммел подошел к ней, и она почувствовала, что краснеет от волнения, хотя он еще не сказал ни слова. Не отводя глаз от противоположной стены, она слушала и представляла, как сержант внимательно оглядывает койку и ее самое.
– Аккуратнее заправлять тунику под ремень, – донесся до нее голос Стэммела, – сзади складки. – С этими словами сержант отошел от нее.
– Разойдись, – скомандовал Боск. – Выходи во двор строиться.
Паксенаррион бегом бросилась из казармы, начиная задумываться, чего ради она вообще попала сюда.
Еще больше ей пришлось думать и удивляться в течение следующих недель. Строевая подготовка – по нескольку часов каждое утро и вечер – ей нравилась. Ее словно завораживала магия слаженных перестроений, неожиданных изменений сложного целого, единого организма, называющегося строем. Это, конечно, не было романтично, но, в конце концов, видимо, необходимо для будущего воина. Кроме того, Пакс была наслышана о муштре, которой подвергаются новобранцы. Многое другое ей нравилось куда меньше: заправка коек, наведение порядка, наряды по кухне и столовой. Этого ей хватало и дома, из которого она сбежала в поисках другой жизни. Частенько новобранцев использовали на разных работах. Как-то раз, ремонтируя обвалившуюся стену конюшни, она буркнула:
– Если бы я собиралась стать подмастерьем каменщика или плотника, лучшей школы было бы не придумать.
Ответом было молчаливое согласие других новобранцев.
Затем молчание нарушила Эффа:
– Мы до сих пор оружия в руках не держали, – пожаловалась она. – Я, между прочим, собиралась стать настоящим солдатом, а не таскать камни целыми днями.
– Все еще впереди, – примирительным тоном рассудил Сабен, укладывая на место очередной камень. – Здесь что-то не видно других рабочих, кроме новобранцев. Видимо, все-таки из таких, как мы, здесь делают солдат и отправляют их воевать, а не оставляют в крепости наводить порядок.
Коррин презрительно усмехнулся:
