Раз в день, если она успевала сделать всю работу, ей разрешали посидеть с Брэнди и Стасси. Вначале девочки бегом бежали ей навстречу и с плачем тыкались в ноги. Но со временем они привыкли к своей новой жизни. Они с трудом отвечали на ее вопросы… Ничего удивительного: когда пираты напали на корабль, девочки едва научились разговаривать, а с тех пор столько всего произошло. Они говорили ей какие-то пустяки о том, что ели медовые пирожные или что получили новые платья, больше ничего. По крайней мере они не голодали и не бедствовали. Им даже разрешалось немного поиграть в саду. Она видела, как вместе с другими маленькими девочками они подбрасывали в воздух разноцветные ленты с грузиками.
У Хэйзел было много работы. Все ее ровесницы уже были прекрасными портнихами, они шили ровными, красивыми стежками. Умели кроить одежду, учились вышивать, плести кружева и прочее. Хэйзел пришлось осваивать вязание на спицах и крючком. Она часами просиживала, подшивая края простыней и огромных полотенец. Кроме рукоделия, ее учили готовить пищу. К ужасу взрослых женщин, оказалось, что она даже не умеет чистить картофель и резать морковку.
— Представьте только себе! — восклицала Секунда, вторая жена хозяина. — Чтобы девочка ничего не умела делать. Что же от тебя ждали в будущем, дитя? Что ты выйдешь замуж за распущенного богача, который позволит слугам выполнять за тебя всю работу?
— У нас была техника, — ответила Хэйзел.
— Ах, техника, — подхватила Прима и погрозила ей пальцем, — Забудь о технике, девочка. Это все происки дьявола, это он высвобождает руки женщины и вкладывает ей в голову мысли. Здесь нет никакой техники. Вместо этого честные порядочные женщины делают женскую работу так, как и должно быть.
— Прима, попробуй этот соус. — Терция с поклоном протянула ей ложку.
— Ага. Немного приправы, дорогая, а так вполне неплохо.
Хэйзел потянула воздух носом. Надо признать, запахи на этой кухне были куда более соблазнительными, чем на корабельных камбузах, на которых ей приходилось бывать. Каждый день в больших кирпичных печах выпекали свежий хлеб, еду готовили из того, что росло в огороде. Ей нравилось резать морковку, даже лук. Намного лучше, чем шитье. Как она устала от этих бесконечных швов! Здесь, на кухне, бывали только женщины, они даже позволяли себе смеяться, хотя и тихо. Они никогда не смеялись при мужчинах. Здесь никто из женщин не позволял себе шутить с мужчинами. Она думала спросить их, почему так, вообще у нее накопилась тысяча разных вопросов, миллион. Но она уже заметила, что девочки здесь не задают вопросов, только если им что-то непонятно относительно их прямых обязанностей, как сделать то или это. Но даже на такие вопросы им иногда не отвечали, а говорили, что нужно быть внимательнее.
Она старалась изо всех сил, зарабатывая возможность каждый день видеться с Брэнди и Стасси. Женщины поправляли ее ошибки, но она чувствовала, что они настроены к ней вполне дружелюбно. Они относились к ней, как относились бы к любой чужестранке, попавшей в их замкнутый коллектив.
Закрытая машина проехала достаточно большое расстояние, Брюн даже начало подташнивать. Кто-то открыл дверь снаружи, и она увидела высокую женщину, первую женщину в этом мире. Женщина протянула руку и схватила Брюн за локоть.
— Выходи, — сказала она. Брюн уже привыкла к их странному акценту. — Да поживей.
Брюн с трудом вылезла из машины. Женщина ей только мешала. На улице она огляделась. Машина была похожа на те, что она видела в старинных книгах отца, большая, высокая, похожая на ящик. Приехали они по широкой, мощенной кирпичом улице, по краям которой стояли низкие, не выше трех этажей, здания из камня и кирпича. Женщина дернула ее за руку, и Брюн покачнулась.
— Нечего тут пялиться по сторонам, — сказала женщина. — Ты здесь не для этого. Заходи в дом, как приличная женщина.
Брюн шла медленно, быстрее она не могла, хотя ее и поддерживал один из сопровождавших мужчин. У нее был такой большой живот, что она с трудом двигалась, да еще камни мостовой больно кололи ноги. Она посмотрела на здание, к которому они шли, и чуть не упала, споткнувшись о ступеньку, пытаясь его рассмотреть. Оно было построено из больших каменных глыб. На фасаде, выходившем на улицу, не было ни одного окна, а сбоку от тяжелой двери стоял высокий грузный мужчина. Сразу было понятно, что это охранник. Что же это такое, тюрьма?
Когда они зашли в дом и матрона начала резким голосом перечислять ей правила поведения, Брюн подумала, что, может, в тюрьме было бы и легче. Здесь она будет находиться до рождения ребенка и несколько недель после родов. Она будет жить с другими потаскухами, незамужними беременными женщинами. Будет готовить, шить, убирать. Будет молчать, как и все остальные. Ей должно слушать, не говорить. Если матрона заметит, что она шепчется с другими женщинами или пытается говорить губами, она проведет день взаперти в своей комнате. С этими словами матрона подтолкнула ее в узенькую комнату, в которой из мебели были только кровать и маленькая тумбочка у изголовья. Матрона захлопнула дверь.
Брюн тяжело опустилась на кровать.
— И в рабочее время никаких посиделок на кровати! — с шумом распахнув дверь, прорычала матрона. — Лентяек мы не терпим. Доставай корзинку с шитьем и принимайся за работу. — Матрона указала на тумбочку.
Брюн тяжело поднялась, подошла к тумбочке, открыла ее. Внутри стояла круглая корзинка, рядом лежала аккуратно сложенная материя.
— В первую очередь сошьешь себе приличную одежду. А теперь иди за мной.
Она прошла вперед по коридору с каменным полом и вошла в комнату, которая вела во внутренний садик. В комнате сидели пять беременных женщин, все они занимались рукоделием. Никто даже не поднял голову, когда вошли матрона и Брюн. Брюн разглядела их лица, только когда сама села. У одной женщины лицо было искажено, словно стянуто на правую сторону. Шрамов видно не было, и Брюн не могла понять, что произошло с женщиной. Но матрона пальцем постучала ей по голове.
— За работу. Поменьше глазей по сторонам, побольше работай.
— Что вы сделали? — вскричал Пит Робертсон.
«Теперь капитан рейнджеров еще больше похож на больного индюка», — подумал Митч.
— Мы легко захватили торговца, капитан и экипаж обманули нас, а все женщины погрязли у них в мерзости, поэтому мы убили их всех. На борту оказалось пятеро детей: три девочки и двое мальчиков. Их мы привезли с собой. Сейчас они в моем доме. Когда мы все еще были в той же системе, приспосабливались к панели управления корабля, чтобы безошибочно ввести его в скоростной коридор, прямо на нас вышла эта маленькая яхта…
— И вы не могли их пропустить…
— Но они замедлили ход и пытались шпионить. Они бы считали наши опознавательные сигналы. Могли вычислить, откуда мы прибыли. Поэтому мы захватили и ее. На борту оказалась очень важная персона, так по крайней мере она о себе думала. — И Митч улыбнулся, вспомнив, как самоуверенно вела себя Брюн.
— Мерзость какая! — прошипел Сэм Дюбуа.
— Такая же баба, как остальные, — сказал Митч. — Я засунул ей в рот кляп, так и не дав выговориться, чтобы свою заразу она оставила при себе. Врач сказал, кровь у нее чистая, потом вытащил этот имплантант и сделал ее нормальной женщиной…
— Она из этих зарегистрированных эмбрионов, — перебил Сэм. — И это ты называешь чистой кровью?
— Смешение генов нескольких человек, так она может быть и незаконнорожденной… — продолжал Пит. — Ты же знаешь, что о них говорят пасторы.
— Она сильная, здоровая, молодая, сейчас она носит двойню, — твердо возразил Митч. — Она немая, в данный момент она в родильном доме для немых. Ничего плохого она не сделает. И поверь мне, я с ней был тверд, теперь она послушная и покорная.
— Но почему ты отправил назад яхту? — спросил Пит.
Они уже задают вопросы, никто не кричит, значит, все в порядке.
— Пора, чтобы нас начали немного уважать. А то болтают, будто мы обыкновенные пираты, как и все остальные. Преступники. Об этом пишет и Гернеси в своих газетенках, они тоже врут. А мы дадим им понять, что больше не потерпим такой лжи. Теперь они не посмеют делать вид, что нас не существует. Такие, как они, не могут помешать Божьему Промыслу. Кроме того, если они начали разыскивать эту бабу, а ее обязательно будут искать, ведь ее папаша еще та шишка, они кое-что найдут.
