пересмотру сами основы капитализма: приоритет прибыли, большая масса денег, власть экономической олигархии (по меньшей мере, такова перспектива); — которая объединяет рабочее движение под руководством государства, обладающего диктаторской авторитарной властью и распространяющего ее на капитализм в целом, которому фашизм не намерен уступать свои позиции; — которая, наконец, стремится вызвать подъем в стране, используя животрепещущие лозунги общественного спасения (особенно вначале) и национального величия, хотя и то и другое получает мистическое воплощение в лице одного человека, вождя партии, государства, наделенного тоталитарной властью от имени государства-партии, посредством которой он, опираясь вместе с тем на полицию нравов, осуществляет управление людьми.
Но в еще большей степени мы отвергаем фашизм как собственно человеческий способ действия, и в этом смысле — как наиболее опасное явление, которое когда-либо существовало. Фашизм — это псевдогуманизм, псевдоспиритуализм, заставляющий человека сгибаться под гнетом тирании грубо сколоченной «духовности» и двусмысленных «культур»: расы, нации, государства, воли к власти, анонимной дисциплины, вождя, спортивных успехов, экономических достижений и т. п. В конечном итоге — это новый материализм, если материализм означает повсеместное сведение высшего к низшему и подчинение высшего низшему.
Необходимо, чтобы наши либеральные оптимисты усвоили раз и навсегда следующую истину: нельзя бороться против одной мистики с помощью другой мистики, к тому же более ущербной. Нельзя бороться с наступлением фашизма, слезно клянясь в преданности демократии, прибегая к выборам, не обладающим силой даже для того, чтобы сместить хотя бы одну реальную власть, призывая замкнувшихся в четырех стенах людей к негодованию. Фашизм сегодня распространяется по всему миру. Фашизм в очередной раз зовет погрузиться в дремотное состояние, когда человек теряет способность что-либо ясно видеть, когда мир становится таким мрачным и гнетущим, что только остается взвалить все бремя существования на одного человека, дожидаться очередных призывов и слепо повиноваться им, опьяняясь героическими речами! Но он же зовет и к величию: когда всюду царят беспорядок и разочарование, то тут же начинают требовать чистоты, энергии, величия, порядка.
Наша роль состоит не только в том, чтобы отвергнуть такое прозябание, но и удовлетворить страстное желание величия, которое в случае фашизма ведет в пропасть. Поэтому мы говорим: Национальному пробуждению — да. Мы воплощенные люди, у нас есть своя родина, нам знаком ее облик, ее опыт, понесенные ею жертвы, а следовательно, мы знаем, какая миссия предуготована ей. Но мы отказываемся признавать ее в абстрактной нации, превращающей свою суверенность в ощетинившуюся крепость, подобно тому как буржуа делает нечто подобное из своей частной жизни и поэтому уже не способен понять, что самым прекрасным лицом является лицо открытое. Мы отказываемся считать родиной полицейское государство, именуемое тоталитарным в том смысле, что оно является «подлинной реальностью индивида» и что для него «все существует только в государстве и ничто человеческое или духовное не существует, а следовательно, и не обладает изначальной ценностью вне государства»[41]. Мы, французы, отвергаем такое карикатурное изображение миссии Франции. Для нас она — в воскрешении ее древнейшего призвания, состоящего в освобождении и очищении самих основ мира.
Очищению — да. Но мы хотим знать, является ли очищение милостью, которая дается вместе с партийным билетом и отнимается вместе с ним, и не является ли первозданная чистота верностью людей взятым на себя обязательствам, когда они поверили в ту или иную многообещающую программу.
Молодость, энергия, пробуждение — да. И пусть будет покончено с господством патриархов, мертворожденных идей и благодушия! Взывая к молодости, мы взываем к искренней вере, к простоте сердец, а не к грубости и распущенности, потакающим животным инстинктам, не к опасным детским играм вооруженных школьников.
Порядок, дисциплина, авторитет — да. Мы не менее критично относимся к либеральной демократии, парламентской демократии. Jamfoetet{22}. Их демократия — это демократия рабов, отпущенных на свободу с опустошенной душой, обделенных хлебом насущным, подчиненных грубой силе денег, доведшей их до бунта. Порабощение — согласны. Но нельзя излечить от неосознаваемого рабства с помощью сознательно избранного рабства. Мистика вождя, которая повсюду стремится вытеснить мистику демократии (учтем это), создается намеренным отступничеством каждого человека от своего человеческого предназначения: инициатива, ответственность, личность — не на службе у универсальных ценностей, которые возвеличивают ее, а в руках одного человека, который получает свободу действовать и использует ее по своему усмотрению — либо потакая собственным слабостям и амбициям, либо взращивая предполагаемую гениальность; и в том и в другом случае он ставит себя выше любых институтов.
Можно ли сказать об этом человеке, что он получил свой мандат в результате плебисцита, а о фашизме, что это подлинная форма демократии? Да, но подобный плебисцит — это плебисцит нищеты, использующий нищету, чтобы дурачить нищету. Самым большим духовным жульничеством современности, безусловно, явилась деятельность агентов-провокаторов духовной революции, которая дала им возможность выдавать себя за людей, пекущихся об общем благе.
Так не побоимся же сказать, что в современных условиях проблемы демократии, проблемы авторитетной власти остаются пока еще неизученными и нерешенными.
Да, сколь бы совершенными ни были институты, от которых исходит власть и которые, собственно, и пользуются доверием, жизнь в них вдыхают только люди. Но эти люди не должны стоять над институтами, быть выше их законов, существовать отдельно от общества и пользоваться особыми благами и привилегиями. Они обязаны стоять на службе общества и пользоваться властью только в силу высшего закона, которому они подчиняются, и органической демократии личностей, которые поддерживают их руководящую роль. Проблема соотношения единичного и множественного стара как мир: единство власти мы находим не в легковесной абстракции правления одного человека, а в органической множественности ответственных людей. Да (и этого не следует скрывать), диктатура необходима всякой революции, в особенности революции духовной, чтобы нейтрализовать силы зла и склонить их на свою сторону. Либерализм является могильщиком свободы. Мы уже не можем довольствоваться иллюзорными свободами или пользоваться отживающими свой век свободами. Но такая диктатура может быть только временной и ограниченной. Она не должна вести к установлению духовной диктатуры одного государства или одной партии, а следовательно, к господству лжи, к духовному вакууму и верховенству ренегатов и льстецов. Наша формула такова: материальная диктатура, контролируемая насколько это необходимо, всеобщая духовная свобода. И если у нового государства есть собственная метафизика, то пусть оно, опираясь на свои идеи и свою веру, вступит в спор со всеми другими государствами.
Да, здесь существует органическая и функциональная иерархия. Но внимание! Мир денег разделил людей на два класса, один — класс эксплуататоров, другой — класс эксплуатируемых, и тот и другой более или менее осознают ту роль, которую им навязывают деньги, иногда вопреки их собственным желаниям. Первым — легкая жизнь, уважение, досуг, культура, руководящие посты. Вторым — подневольный труд, ограниченное образование, наследственная посредственность. Среди первых есть, понятно, такие, кто считает это в порядке вещей. Иногда им случается «желать блага народу», высказываться в пользу более гармоничного или более нравственного строя, но надо быть начеку, когда они лживо выдают себя за «добрых богачей», отличающихся от «богачей злых», и предлагают свои услуги в качестве армии спасения. Скажем сразу: эти люди так и не поняли, что бедность является царственной особой и что духовному человеку чуждо какое бы то ни было обособление. Когда они объявляют себя революционерами, для них важно, чтобы революция оставалась аристократической, и им не удается избавиться от своей неприязни к нам или убедить нас в своей любви к нам. Во Франции, этой стране древней культуры и высокой нравственности, особенно внимательно надо следить за такими велеречивыми аристократами: фашизм может просочиться именно через них, и это уже происходит, ибо как раз в тот момент, когда ими овладевает самое постыдное чувство неполноценности, у средних классов и остального народа начинает процветать дух угодничества и лести и они готовы принять из рук кандидатов на власть первые попавшиеся знаки отличия низшего чина, которые поднимают их собственное достоинство в их же глазах [42].
