Поскольку принужденность в труде неотделима от самого труда вообще, даже труда, протекающего в нормальных условиях, он не может всегда и всюду сопровождаться радостью или представлять для человека наивысшее блаженство.
4. Однако в не меньшей степени, чем этому бездушному гуманизму Форда — Сталина, необходимо противостоять пессимизму противоположного характера, имеющего стоическо-янсенистские истоки, который стремится рассматривать труд как неизбежное безрадостное рабство. Этот пессимизм основывается либо на порочной психологической и теологической концепции человеческой природы, либо на путанице между условиями нормального труда и противоестественным положением, создаваемым труду его нынешним режимом.
Поскольку труд является хотя и тяжким, но естественным занятием человека, он должен, как и всякий другой его акт, сопровождаться ничем не заслуженной радостью. Эта радость возникает прежде всего из того, что труд совершается ради какого-то произведения, а создание произведения — это осуществление личности. Радость возникает также из того, что труд как благодаря своему конечному результату, так и в процессе своего свершения создает между всеми теми, кто посвящает себя ему, тесное сообщество, объединенное чувством соучастия, конкретной и бескорыстной солидарности, взаимодействия и товарищества. Радость может освещаться новым светом по мере того, как труд превращается в игру и поэзию, сопровождаясь песнопением и даже театральным действом.
Очевидно, что радость в труде — это не радость, рожденная его рентабельностью или принуждением; она всегда связана с наслаждением, получаемым от созданного предмета и от человеческой общности; радость приходит в труд как бы извне, она связана с подлинными целями человека, осуществлению которых способствует труд, несмотря на всю свою тяжесть. Радость наслаждения, великодушно распространяющаяся на то, чем она вызвана.
5. Существует достоинство труда. Оно не вытекает из его рентабельности и не связано с затраченным усилием. Оно не ведет к обожествлению ни производства, ни человеческого пота. Оно приходит к труду из его последствий — последствий человеческих (см. п. 6), а не экономических. Для христианина оно заключается в искуплении, которое ему обещает труд.
Предметы труда могут свидетельствовать об иерархии достоинств. Этого нет в труде как таковом. Труд не делится на благородный и подневольный. Нам одинаково чужды как предрассудок «чистых рук», благодаря которому наши школы заполнены бездумными учениками, так и предрассудок «грязных рук», который заставляет интеллигента подозрительно относиться к рабочему, а квалифицированного рабочего — к чернорабочему. Труд, обладающий наибольшим достоинством, это не самый что ни на есть полезный труд (как опять-таки считает ходячий предрассудок), а самый бескорыстный труд во всех своих проявлениях.
6. Если труд — это не сущностное призвание человека, то возникает вопрос, почему люди трудятся.
Заметим прежде всего, что обязанность трудиться в строгом смысле, который мы придаем данному слову, это не то же самое, что общая обязанность активно заполнять свое время, вытекающая из осуждения праздности. Она не предполагает, что труд в собственном смысле слова должен заполнять все время целиком или значительную часть свободного времени, если его цели могут быть достигнуты иным образом (например, посредством механизации), тем более что такие победы, одержанные над трудом, сами являются плодами труда: люди особого призвания (монах, поэт, художник), прошедшие суровые испытания и строго контролируемые, также могут быть избавлены от труда, и это будет благом для всех. Надо только отметить, что в условиях современного мира с его режимом труда и духовным вырождением человек неизбежно стремится превратить досуг в праздное ничегонеделание. Только опыт досуга в широком понимании этого слова, который во все большей мере обещает машинная рационализация, и опыт соответствующего воспитания, которое должно быть организовано, со временем покажут, в какой мере такое искажение является внутренне присущим человеку, а в какой случайным.
С учетом сказанного можно утверждать, что труд в собственном смысле слова не имеет своими целями: ни богатство, состоящее из продуктов труда (к сожалению, богатство является главным побудительным мотивом как для капиталиста, который подчиняет его производству всю имеющуюся у него технику, так и для рабочего, который слишком часто без энтузиазма проводит свою рабочую неделю, не имея никакой другой перспективы, кроме получения заработной платы, ждущей его в конце недели); ни буржуазное состояние, основанное на богатстве, которое разделяет человеческое сообщество не только на два класса, но и на множество искусственно созданных классов, в основе которых лежат деньги; ныне именно буржуазное состояние вместе с непосредственной заботой о наживе главным образом и определяет страсть к труду на всех уровнях социальной иерархии; ни сам продукт труда, который, будучи произведением, неадекватно рассматривается исключительно с точки зрения количественной, то есть в конечном счете в его ценности как богатства, или с позиции религии созидания как такового. Мы против всех ложных мистификаций обогащения (Гизо и буржуазная этика), производства (Форд) и техники (СССР). Зомбарт справедливо заметил, что все они вытекают из недостатка зрелости, чтобы не сказать из очевидного инфантилизма.
Труд имеет более скромное предназначение.
Он является прежде всего средством для каждого человека обеспечить минимум средств существования себе и тем, кто естественным образом находится на его попечении; в нормальных условиях он должен кроме того создавать ему условия для полноценной человеческой жизни. Эта функция труда производится в жизни как работником, так и благодаря режиму труда, когда ему предоставляется известная свобода от повседневных забот, вместо того чтобы превращать дело его жизни в самостоятельную жизнь самого дела.
Впрочем, для личности труд является первейшей духовной ценностью, замечательным орудием дисциплины; он вырывает индивида из него самого: дело, которое надо сделать, — это начальная школа самоотверженности, а может быть, и постоянно действующая предпосылка любви. Творческая самоотверженность, само собою разумеется, должна оставлять индивида только тогда, когда он утверждает себя как личность. Очевидно, что существует опасность растворения человека в осуществляемом деле, к чему тяготеет коммунистическая психология, как и опасность того, что при строе, когда труд становится для человека горькой долей, его удастся склонить на путь безропотной покорности, чреватой бесплодным моральным одиночеством.
Наконец, труд в условиях того социально-экономического состояния, при котором он занимает большую часть человеческого времени, является первейшей основой товарищества, ведущего к более глубоким сообществам. Дух товарищества обогащается чувством ответственности, вызываемым осознанием собственного места и назначения в сообществе, которое намного превосходит обычные добрососедство и солидарность, царящие в мастерской, которые всегда так или иначе связаны с борьбой интересов.
7. Мы определили нормальные условия человеческого труда. Они всегда в большей или меньшей степени нарушаются в каждую историческую эпоху.
Сегодня миллионам людей отказано в нормальных условиях труда, и они требуют уплатить им по счету. Элемент принуждения, который должен быть вторичным, до настоящего времени всегда неправомерно превалировал, особенно в труде рабочего. Анализ современных условий труда и революционных преобразований, необходимых для его реабилитации, при нормальном положении должен вестись с учетом распределения, дисциплины труда и вознаграждения за труд.
8. Поскольку все люди обладают абсолютным правом на прожиточный минимум, а этот минимум может поддерживаться только трудом всех, поскольку всякая жизнь, чтобы оставаться человечной, требует минимума труда, то для каждого человека существует право на труд. Сегодня это право откровенно попирается строем, который заявляет, что он основан на труде, но на деле он не способен предоставить работу тем, кто этого требует (постоянно возрождающаяся безработица).
9. Поскольку люди все без исключения подчинены закону труда, все они должны в равной мере участвовать в выполнении требуемых им повинностей и вместе с тем не нарушать равновесия, существующего между способностями каждого отдельного человека и общим благом. Между тем подневольные обязанности по традиции выпадают на долю большинства людей, в то время как руководящие и административные посты остаются в руках наследственного меньшинства, которое хотя и обновляется, но частично и от случая к случаю. Внутри каждой категории распределение профессиональных занятий зависит от фантазии и предрассудков, представлений о престижности, что усиливает беспорядок и
