получать никель всякий раз, когда в последние десять лет ко мне подходили и причитали, как их ужаснуло и шокировало зрелище «маленького бедненького миленького кролика», трахнутого по голове. По их словам, эта сцена вызывает самую настоящую рвоту. Кому-то даже пришлось отвернуться или вообще покинуть кинотеатр. Многие интересовались: зачем я включил в фильм эти кадры? Американская ассоциация кинематографии ввела для моего фильма ограничение: дети до семнадцати лет — только в сопровождении взрослых, мотивировав свое решение убийством кролика (и дав повод тележурналу «60 минут» посвятить один из сюжетов тупости рейтинговой системы). Преподаватели писали мне, что им приходится вырезать ту сцену, дабы без неприятностей показывать фильм ученикам.
А ведь буквально через две минуты после того, как леди сделала свое дело, я вставил куда более длинную сцену, где полиция Флинта открывает огонь на поражение по темнокожему парню, одетому в плащ Супермена и державшему в руке игрушечное ружье. И никто —
Почему? Да потому что убийство черного уже никого не шокирует. Напротив, это
Как ни странно, хотя большинство преступлений совершают белые, именно черные лица в первую очередь ассоциируются у нас со словом «преступление». Спроси любого белого: кто может ворваться в его дом среди ночи или избить его на улице? И если тебе попался честный респондент, он признает, что это должен быть тип, сильно от него отличающийся. Их воображаемый преступник скорее напоминает Хакима, Муки или Карима, но уж никак не маленького веснушчатого Джимми.
Почему же мозг допускает подобные страхи, ведь на деле он видит совершенно другое? Неужели мозги белых запрограммированы видеть одно, а из-за расы верить в прямо противоположное? Коли так, может, все белые страдают какой-то общей душевной болезнью? Если каждый раз, когда на улице солнечно, светло и ясно, ваш мозг приказывает остаться дома, поскольку видит за окном серые тучи, мы можем лишь посоветовать обратиться к специалисту за помощью. А разве у белых, которым во всех углах мерещатся злобные призраки-негры, другой случай?
Вне всяких сомнений, сколько бы белые ни доказывали друг другу, что бояться надо именно белых, мозг этого просто не замечает. Когда бы вы ни включили телевизор, чтобы послушать про очередную перестрелку в школе, зачинщиком бойни всегда оказывается белый ребенок. Поймают серийного маньяка — спятивший белый. Взрывает ли террорист федеральное здание, или псих в рекламном ролике призывает четыре сотни людей пить «Кул эйд», или автор песен «Бич бойз» добавляет в песню строки, из-за которых полдюжины нимфеток бросаются мочить «поросят», обитающих на голливудских холмах, — знайте: это какой-нибудь представитель белой расы принялся за старое.
Так почему мы не бросаемся наутек при виде приближающегося белого? Почему мы никогда не встречаем белого соискателя на должность фразой: «Все круто, кхм, жаль только у нас все вакансии на данный момент заняты»? Почему мы не падаем в обморок, когда наши дочери выходят замуж за белых?
И почему конгресс не пытается запретить пугающие и отвратительные песни Джонни Кэша («Убил я парня в Рино, взгляни, как сдох он»), «Дикси Чикс» («Эрл должен умереть») или Брюса Спрингстина («…Убил я всех на своем пути и не скажу, мол, сожалею о том, что совершили мы»). Почему все сводится к рэпу? Почему СМИ скрывают правду и не публикуют рэперские тексты вроде этих:
Афроамериканцы ютятся на нижней ступеньке экономической лестницы с тех самых пор, как их победили и заковали в цепи, — им
Вы никак думали, что отношение к черным в Америке изменилось к лучшему? Вспомним ту же борьбу с расизмом; любой решит, будто уровень жизни наших черных сограждан вырос. Опрос, опубликованный в «Вашингтон пост» в июле 2001 года, показал: от 40 до 60 процентов белых людей считают, что доход среднего афроамериканца равен или превышает средний доход белого человека.
А теперь подумайте еще разок. Согласно исследованию, проведенному экономистами Ричардом Всддером, Лоуэллом Гэллауэсм и Дэвидом К. Клингеманом, средний годовой доход черного американца на 61 процент ниже, чем у белого.
* Почти 20 процентов молодых афроамериканцев в возрасте от 16 до 24 лет не учатся и не работают (у белых — 9 процентов). Несмотря на «экономический бум» девяностых, в последнее десятилетие эти цифры практически не изменились.
* В 1993 году семьи белых вложили в ценные бумаги, социальные фонды и/или внесли наличный пенсионный счет в три раза больше, чем семьи черных. С тех пор биржа удвоила, если не утроила, их состояния.
* Черным пациентам-сердечникам куда реже, чем белым, делают сердечную катетеризацию — общую процедуру, которая может спасти человеку жизнь; и это вне зависимости от расы врача. И черные, и белые врачи направляют на катетеризацию на 40 процентов больше белых, чем черных.
* У белых в пять раз больше шансов получить срочную медицинскую помощь при апоплексическом ударе.
* Вероятность умереть при родах у черных женщин в четыре раза выше, чем у белых.
* С 1954 года уровень безработицы среди черных в два раза выше, чем у белых.
Неужели все это бесит лишь меня да преподобного Фаррахана? Чем афроамериканцы заслужили такое отношение, особенно учитывая, как мала их роль в страданиях нашего общества? Почему наказывают только их? Будь я проклят, если знаю ответ.
Так как же нам, белым людям, выйти сухими из воды без концовок а-ля Реджиналд Денни?[32]
Изобретательность белых не знает границ! Понимаете, мы ведь были настоящими тупицами. Мы не скрывали своих расистских убеждений — идиоты, ей-богу. Мы искренне развешивали на туалетах таблички «ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ» и тому подобное. Над питьевым источником помещали знак «ДЛЯ ЦВЕТНЫХ».
