Ожидание становилось с каждой минутой невыносимей. Роберта прибрала гостиную, загрузила белье в стиральную машину и теперь мерила шагами комнату.
Что, если Юджин не позвонит? Уже девятый час, а от него никаких известий. Что, если он дал обещание лишь для того, чтобы заставить ее уйти. Это на него похоже.
Вскоре она была уже сплошной комок нервов. Ей следовало остаться. По крайней мере, она что-нибудь знала бы уже сейчас. Роберта металась по комнате как раненый зверь.
Звонок раздался в девять. Она опрометью бросилась к двери и широко распахнула ее. На пороге стоял Юджин.
Взглянув на него, она сразу поняла, что хороших новостей не предвидится.
Он прошел в гостиную. Она жестом предложила ему сесть. Он отказался и сразу перешел к делу.
– Выглядит все не очень хорошо. – Он сделал паузу, набрав в легкие воздуха, и потом быстро произнес: – На ноже, которым был убит Камоэнс, отпечатки пальцев Конрада.
Роберта отшатнулась.
– О нет! – простонала она. В глазах ее был неприкрытый ужас.
Ты сообщил ей новости, теперь уходи, приказывал ему голос рассудка. Но ноги не повиновались. Он стоял, глядя в ее беспомощные, полные отчаяния глаза, и не знал, что делать. Он просто не мог сейчас уйти и оставить ее одну. Ему хотелось обнять ее, погладить по голове, как испуганного ребенка.
Он сделал шаг к ней и остановился.
Роберта несмело отступила. На его лице она видела смену различных чувств, в том числе нерешительность и жалость. Она резко выпрямилась. Ни разу, даже когда умерли родители, она не позволяла никому жалеть ни себя, ни Конрада. Не позволит и сейчас. Особенно Юджину Эронсону.
– Нет, – качая головой, прошептала она, стараясь оправиться от шока. – Нет, – произнесла она уже тверже. – Конрад не убивал никого из них. Он не мог этого сделать.
– Нет никаких следов взлома или борьбы. Бумажник на месте, значит, это не ограбление. Теперь Конрада будут допрашивать по подозрению в двух убийствах.
– Его подставили.
– У меня нет выбора.
– Понимаю. Значит, по-вашему, Конрад узнал о том, что Камоэнс был свидетелем убийства Болдуина, и кинулся убивать его. И вы думаете, я могу в это поверить? О, подождите минуту, – продекламировала она мелодраматично. – К тому же Конрад еще и постарался, чтобы его отпечатки остались на ноже. Ну как, до вас дошло?
Как ему хотелось, чтобы она поняла его!
– Бетти, я не имею ничего личного против Конрада. Я говорил вам об этом и раньше. Если хотите знать правду, я даже мечтал бы, чтобы ваш брат не был замешан в этом деле. Мне и так с трудом удается… – сдерживать себя, чуть не сказал он, – охранять вас и заниматься его поисками.
– В таком случае вам лучше уйти, – тихо ответила она. – Я не буду удерживать вас от выполнения вашего долга. Спасибо, что зашли.
Юджин пытался догадаться, о чем она думает. Она казалась сейчас абсолютно спокойной. Слишком спокойной.
– Если вы собираетесь самостоятельно продолжить расследование, то забудьте об этом, Бетти. Держись от этого подальше. Послушайте, – добавил он недовольно, – я не говорю, что вы во всем ошибаетесь, но если вы знаете, где Конрад, то лучше скажите мне об этом сейчас.
– Я не знаю, где он, – сказала она тихо. – Кроме того, я уже не знаю, кому теперь могу доверять.
Он вздохнул.
– Думаю, тогда все. – Он дотронулся рукой до края шляпы. – Спокойной ночи.
– Неужели вы не можете согласиться, что я права хотя бы в отношении отпечатков пальцев?
Он ушел, оставив ее вопрос без ответа. Он не мог или не хотел сказать ей то, что она жаждала услышать.
Долго еще она стояла неподвижно посередине комнаты наедине со своими мыслями, чувствуя безумную усталость и в то же время зная, что ее опять ожидает бессонная ночь. Потом подошла к дивану и почти упала на него. Откинув голову на подушки, Роберта уставилась в потолок и только закрыла глаза, как зазвонил телефон.
Она вскочила и схватила трубку.
– Да?
– Бетти?
– Конни! – Она повернулась спиной к окну: что, если Юджин все еще следит за ней?
– Я думал о тебе, – сказал Конрад. – Вспоминал, как мы жили. Это все, чем я занимаюсь последнее время. – Он сделал паузу. – Бетти?
– Я слушаю, Кон. – Ее сердце трепетало от любви к нему.
– Помнишь, когда я был ребенком, ты летом часто водила меня в киоск, торговавший мороженым? Это стало почти ритуалом. Мне было тогда десять.
Роберта закрыла глаза.
– Да.