Живодер
С переднего сиденья “мерседеса” Живодер наблюдал, как Кормильца погрузили в фургон с клеткой внутри. Плохие Парни даже щелочки в окнах не оставили. Как же Кормилец будет дышать? Пересесть вперед и высунуть голову в окно он тоже не сможет. Живодеру было грустно за Кормильца. Он переполз на заднее сиденье “мерса” и улегся вздремнуть, чтобы тоска развеялась.
“Пена Дна”
Едва войдя в “Пену Дна”, Сомик увидел у стойки бара Эстелль, и сердце его зашелушилось спекшейся коркой, точно с него слезала старая краска. Она распустила волосы, расчесала их, и они доходили ей до пояса. На Эстелль была розовая роба, заляпанная красками, а под ней – мужская белая майка. Его майка, понял Сомик. Эстелль смотрела на него так, как он всегда представлял себе возвращение в родной дом. Но его – блюзмена до мозга костей – традиция обязывала не показывать виду.
– Эй, девочка, а ты чего тут делаешь?
– Это я ей позвонила, – встряла Мэвис. – Это твой шофер.
– И на что это мне шофер?
– Я сейчас тебе скажу. – Эстелль взяла его за руку и повела в угловую кабинку.
Секунду спустя в бар протиснулся Уинстон Краусс, и Мэвис помахала ему из-за стойки:
– Сынок, я уже почти собралась сделать тебя самым счастливым человеком на всем белом свете.
– Меня? Зачем?
– Затем, что мне нравится, когда люди получают то, чего им хочется. А у меня есть то, чего хочется тебе.
– Правда?
Мэвис шагнула к стойке и тихим заговорщическим голосом принялась рассказывать Уинстону Крауссу самую приятную, самую волнующую, вопиюще эротическую сказку, которую только могла рассказать; правда, она старалась ни на секунду не забывать, что человеку, с которым разговаривает, больше всего на свете хочется окучивать с морских млекопитающих.
А в угловой кабинке между тем запасец показной невозмутимости Сомика мало-помалу таял. Эстелль улыбалась, хоть слезы и застилали ей глаза.
– Я не просила бы тебя, если б считала, что это может быть опасно. Честное слово.
– Знаю, – ответил Сомик, и в его голосе прозвучала нежность, которую он обычно оставлял на долю котят и дорожной полиции. – Просто я бегал от этого всю свою жизнь.
– Не думаю, – сказала Эстелль. – Мне кажется, всю жизнь ты бежал ему навстречу.
Сомик ухмыльнулся:
– Ты же этого старого блюза с меня насовсем снимешь, правда?
– Сам знаешь.
– Тогда поехали. – Сомик встал и повернулся к Мэвис и Уинстону. – Мы готовы? Все готовы? – Он заметил, что брюки фармацевту спереди стали явно тесноваты. – Ага, мы готовы. Ты хоть больной, но тоже готов.
Мэвис кивнула, и в шее у нее негромко лязгнула какая-то механика.
– Второй поворот после выезда, не первый, – напомнила она Эстелль. – А оттуда вдоль побережья, поэтому никаких гор там нет.
– Но мне маску с ластами нужно взять! – взвыл Уинстон.
ТРИДЦАТЬ ОДИН
Молли
– Пять минут уже прошло? – Молли сидела по-турецки, меч лежал у нее на коленях.
Тео подскочил, будто в него ткнули ледорубом, и посмотрел на часы. Потом подкрался к выходу, прислушиваясь: спасение или смерть?
– Осталась примерно минута. Ну где же они, к чертовой матери? Молли, может, в укрытие пойдешь?
– В какое еще укрытие? – Она оглядела пещеру: совершенно пустая, единственное укрытие – тьма в самой ее глубине.
– Залезь за Стива.
– Нет, – ответила Молли. – Этого я делать не стану. – Из самого затылка ее разума послышался голос:
– Лезь в укрытие, взбалмошная девка. У тебя что – жажда смерти?
– У меня фиксация на расставании. Я не собираюсь отворачиваться и бросать кого-нибудь на произвол судьбы, – ответила она.
– Что? – спросил Тео.
– Я не с тобой разговариваю.
– Отлично, подыхай. Какая мне разница? – продолжал закадровый голос.
– Сволочь, – сказала Молли.
– Что? – снова спросил Тео.
– Да не ты!
– Молли, а как ты тогда заставила этих парней вылезти из пещеры и втащить меня внутрь?
– Я им просто сказала.
– Тогда отнеси им одежду и скажи, чтобы оделись снова.
– Зачем?
– Надо. И скажи, пусть держатся покрепче за бока Стива и не отпускают, что бы он ни творил.
– Ну и кто из нас теперь чокнутый?
– Молли, прошу тебя. Я пытаюсь спасти ему жизнь.
Шериф
Бёртон сверился с часами.
– Ну, всё. По местам. Заходим.
Но сержант Шеридан был вовсе в этом не уверен.
– У них тридцать заложников, у нас никаких данных об их диспозиции и неполная команда. Вы хотите снять этого парня при тридцати свидетелях?
– Черт побери, Шеридан, разводи людей по точкам. Идем по моему сигналу.
– Шериф Бёртон? – Голос Тео из пещеры.
– Чего?
– Я принимаю ваше предложение. Дайте мне еще пять минут, и я выйду. Мы можем уехать все вместе. Остальные выйдут, когда мы уедем.
– Он же только один вам нужен, правильно? – сказал Шеридан. – Он один может повредить исходу операции?
Бёртон ворочал эту мысль в мозгу. Он собирался устранить констебля и эту бабу, но теперь приходилось все переигрывать. Если он сможет отделить Кроу от остальных, то избавиться от него можно будет и без свидетелей.
Зазвонил сотовый. Бёртон откинул крышку:
– Бёртон.
– Не стоило так пренебрежительно отзываться о моем весе, шериф, – сказал Паук.
– Гвоздворт, ты жирный кусок го... – Линия сдохла.
И вдруг по всей прибрежной террасе разнесся пронзительный вой блюзовой гитары. Бёртон и вся “Тактическая группа особых средств борьбы” обернулись и увидели, как по краю террасы, над самым обрывом мчится белый “универсал”.
Нечеловеческий рев вырвался из глубин пещеры, и когда Бёртон снова повернулся к ней, на него уже надвигалась морда гигантской рептилии.
Уинстон Краусс
На заднем сиденье “универсала” Уинстон придерживал на коленях усилитель “Маршалл”, из которого вопил “стратокастер” Сомика. Усилок воткнули в черный ящик Мэвис, шнур от которого тянулся к прикуривателю. Впереди с гитарой устроился Сомик. После нескольких первых нот слух отказал фармацевту ввиду временной потери себя, но ему было уже все равно. Уинстон едва мог поверить своему счастью.
