– Ага. Я когда-то любила эту песню.
– Хорошая мелодия. Тебе нравятся «Роллинги»?
– Я не слишком хорошо их знаю. Мне больше нравятся Боб Дилан и «Beatles». Но больше всего я люблю Саймона и Гарфанкела.
– Неужели? Мне они тоже нравятся.
– Ядзаки-сан, а у вас нет их пластинок?
– Конечно есть. «Wednesday Morning 3 а. т.», «Parsely, Sage, Rosemary & Thyme» и еще «Homeward Bound».
– A «Bookends» нет?
– Есть.
– А нельзя ее одолжить?
– О чем речь!
– Как здорово! На этой пластинке мне больше всего нравится песня «At the Zoo». Классная мелодия, правда?
– Да, высший класс.
Я уже прикидывал, где достать пластинку «Bookends». Нужно найти денег и непременно купить ее сегодня. Если не хватит, попросить у Адама и Ивасэ. Они должны согласиться: это же для нашей ведущей актрисы.
– Ядзаки-сан, вы все время об этом думаете?
– О чем?
– О том, о чем вы накануне говорили с учителем Ёсиока.
– А-а, о Вьетнаме?
– Да.
– Не то чтобы думаю постоянно, но это всегда меня преследует. Например, в новостях.
– А вы много читаете?
– Да.
– Не могли бы вы дать мне почитать что-нибудь интересное?
Мне хотелось, чтобы этот холм перед школой тянулся вечно. Мне хотелось продолжать говорить и говорить с Кадзуко. Я впервые ощутил, как подскакивает сердце, когда идешь рядом с красивой девушкой.
– Вы, конечно, видели по телевизору, как студенты устраивают демонстрации и возводят баррикады? Мне это кажется совершенно иным миром, но в то лее время я чувствую, что их понимаю.
– Неужели?
– Вы сказали, что Шекспир – глупость. Я тоже так считаю.
– Неужели?
– Таких людей, как Саймон и Гарфанкел понимаешь без труда. А с Шекспиром так не получается.
Мы уже подошли к школе. Я пообещал ей одолжить пластинку «Bookends», мы сказали на прощанье «Гуд бай» и расстались. Даже после расставания у меня было такое ощущение, что я иду по цветочному лугу.
Адама очень удивился, когда я предложил: «ЗАБАРРИКАДИРУЕМ ШКОЛУ». Я все еще находился под впечатлением слов Мацуи Кадзуко, сказавшей, что ей нравятся парни, которые возводят баррикады и устраивают демонстрации.
– Мы же обещали Масугаки что-то сделать. Не мешало бы как-нибудь посетить Нарасима и Отаки в Адзито, – сказал Адама.
ДАНИЭЛЬ КОН-БЕНДИТ
Над центром боевой организации, возглавляемой Отаки и Нарасима, висела надпись: ОБЪЕДИНЕННЫЙ ФРОНТ БОРЬБЫ УЧАЩИХСЯ СЕВЕРНОЙ ПОВЫШЕННОЙ ШКОЛЫ САСЭБО. Адзито находилась выше станции Сасэбо. Это не значит, что она была на втором этаже станции. В Сасэбо, как и в Нагасаки, многие улицы тянутся по склонам холмов. В Сасэбо имеется ровная береговая полоса вокруг извилистой, но удобной гавани, защищенной подступающими к ней горами. В этом единственном ровном месте находятся универмаг, кинотеатр, торговая улица и американская военная база. В каждом городе, где они есть, базам отведено самое лучшее место.
Агитационный пункт Объединенного фронта борьбы учащихся Северной повышенной школы размещался на втором этаже табачной лавки к северу от вокзала, туда вела дорога по крутому склону холма.
– Когда, наконец, кончится этот склон? – вытирая пот с лица, спросил Адама.
Девяносто восемь процентов населения Сасэбо живет на склонах холмов или на самом верху. Дети спускаются поиграть в город, а потом возвращаются домой, карабкаясь по холмам, усталые и проголодавшиеся.
Как и в большинстве табачных лавок, хозяйкой была старуха, про которую нельзя было точно сказать: жива она еще или уже умерла.
– Добрый день! – поприветствовали мы ее с Адама, но старуха и бровью не повела. Я решил, что она уже мертва. Адама предположил, что это хорошо выполненный манекен. Она даже не спала, а сидела, согнувшись и сложив руки на коленях. За стеклами очков были видны ее открытые глаза. Мы встревожились и решили дождаться, когда старуха наконец моргнет, но ее веки были такими набрякшими, что было непонятно, моргает она или нет. Под навесом крыши висели засохшие цветы космеи, напоминающие хризантемы. Ветер раздувал жидкие старушечьи волосы. В конечном счете, когда мы уже решили, что это или манекен, или мумия, ее веки опустились и снова поднялись. Мы с Адама переглянулись и улыбнулись.
Над главным входом висела табличка: «Центр по изучению экономики при Северной школе». Впрочем, вряд ли можно было бы назвать табличкой лист писчей бумаги, полинявший от дождей. Мы поднялись по лестнице сбоку от главного входа. Там было темно. «Почему в традиционных японских домах такое плохое освещение?» – спросил я, и Адама ответил, что это потому, что японцы комплексуют по поводу секса. Возможно, Адама и прав.
В помещении агитационного центра никого не было. В комнате размером в 12 татами на одной из раздвижных стен висели плакаты с портретами Че Гевары, Мао Цзэ-дуна и ТРОЦКОГО. На столе стоял множительный аппарат, лежали книги из серии «Иванами бунко», дешевая гитара, громкоговоритель и экземпляры газетенки группы борьбы за освобождение «Сясэйдо» как свидетельство того, что члены студенческого Комитета самоуправления Нагасакского университета поддерживали их и иногда участвовали в местных оргиях.
– Выглядит весьма неприлично, – заметил Адама, окидывая взглядом разобранный футон, подушки и смятые бумажные салфетки на полу.
Возможно, причиной тому было плохое освещение домов в японском стиле, но агитационный пункт радикальной группы выглядел весьма сомнительно. Наличие футона свидетельствовало о том, что Отаки и Нарасима с соратниками часто оставались здесь на ночь. В группировку Отаки входили некоторые старшеклассницы, хотя и не из Северной повышенной, а из коммерческого колледжа. Трудно представить что-либо более непристойное, чем разрытый футон, подушки, разбросанные бумажные салфетки и девушки из коммерческого колледжа.
Минут через десять появился Ивасэ, вспотевший, с тремя пакетами кофе с молоком. Я выпил свой кофе, хотя мне не хватало булочки. Ивасэ взял дешевую гитару и начал на ней играть мелодию «Иногда я чувствую себя сиротой». Со времен Элвиса и Кобаяси Акира местные ребята не представляли себя без гитары. Те, кто не мог приобрести нормальную гитару, ограничивались гавайской четырехстрункой. Кроме гавайской музыки, на ней ничего исполнять невозможно. Вот почему на какое-то время эта самая гавайская музыка и вошла в моду. Электрогитары стали популярными, когда я еще учился в средней школе. Гитары «Tesco», усилители «Guyatone», барабаны «Pearl», а инструменты вроде «Gibson & Fender», «Music Man» или «Roland and Paiste» существовали для нас только в иллюстрированных журналах. После того как бум «Ventures» закончился и наступила эпоха «Beatles» и прочих групп, ориентирующихся на вокальное исполнение, все желали слушать полуакустические мелодии в духе «Rickenbacker» Джона Леннона. Когда стали популярными антиправительственные и антивоенные мелодии, фирма «Yamaha» выпустила партию новых и вполне приемлемых для зонгов гитар, которые всем пришлись по нраву. Однако в агитационном
