характере «Аум», в происхождении вашего учения. Я считаю, что ваша организация обязана учесть полученные уроки и объявить об этом обществу. И тогда можете дальше исповедовать свою веру.
Постепенно, по частям, мы стараемся подойти к какому-то промежуточному итогу. Сделать что-то вроде отчета, пусть и неполного. Но разве кто-нибудь его опубликует? Нам тоже хочется, чтобы люди указали, в чем мы ошибались. Жаль, буддийское духовенство не желает иметь с нами дело.
А может, это из-за того, что вы говорите с людьми только на своем языке, излагаете суть вещей по- своему? А им требуется другое: обыкновенные слова, обыкновенная логика. Иначе не получится. Если с людьми не разговаривать, а вещать, никто слушать не станет.
Да… Это сложный вопрос. Что будет, если мы заговорим обычным языком? (Смеется.) Ведь о нас чего только не писали… Уже никто не поверит, все равно ненавидеть будут. Что ни скажи, журналисты все равно по-своему подадут, совсем не так, как на самом деле. Среди СМИ не найдется ни одного, которое рассказало бы о наших истинных намерениях. Хоть бы кто-нибудь пришел, как вы, и выслушал. Надо признаться, искренним быть нелегко, даже если тебя просят. И когда люди говорят, что мы прилагаем недостаточно усилий, это в какой-то мере верно.
Проблема в Основателе братства, в том, что почти ничего не говорится о его истинных намерениях. Во всяком случае, как мне кажется, что касается газовой атаки, все упирается в это. И хотя нам очень хочется объяснить обществу, что же все-таки тогда произошло, это не очень получается.
Я все еще числюсь в «Аум», но мне хочется, чтобы вы поняли: покинувшие братство не думали, что в нем все плохо на сто процентов, а те, кто держится за него, вовсе не считают его на те же сто процентов безгрешным. Многие не знают, уходить или оставаться, колеблются – пятьдесят на пятьдесят. Поэтому средства информации не правы, изображая дело так, будто в братстве остаются только самые твердолобые. Напротив, наиболее преданные приверженцы Асахары уже ушли.
Может статься, те, кого все-таки одолели сомнения, завтра вернутся, а те, кто пока устоял, завтра же с братством расстанутся. Сейчас всем очень тяжело. Бывает, ко мне заходят посоветоваться люди, которые вышли из «Аум», и мы разговариваем на эту тему. О себе могу сказать: в последнее время стало немного легче, а то раньше только об одном и думал – смогу ли опять жить в этом обществе.
Сейчас я зарабатываю на жизнь уроками. Мы здесь друг другу помогаем, ведем общее хозяйство. Парень, с которым я живу, подрабатывает на стройке. Он тоже хотел с вами встретиться, когда узнал, что вы придете, но у него работа, ничего не поделаешь (смеется). Тут у всех с работой проблемы – стабильности нет, каждый надеется получше устроиться. Например, сосед за стенкой. Водитель грузовика. Уже порядочно работает. Но стоит ему только рот открыть, сказать, что он из «Аум», – сразу места лишится. Вот он и молчит. Естественно.
За эту комнату мы платим в месяц сорок две тысячи иен. Есть душ, но без ванны. На что мне еще тратить, кроме квартплаты? Телевизор я не смотрю, дорогих вещей не покупаю. Едой нас обеспечивают. Ну, еще за свет и отопление немного надо. Так что на двоих шестидесяти тысяч достаточно. Вполне можно месяц прожить. Студенты сейчас тысяч сто тратят, правда? А у нас все так же скудно живут, как я.
Журналисты твердят, что «Аум» активно занимается бизнесом, но это неправда. Конечно, связанная с братством акционерная компания «Алеф» все еще работает, но дела у нее идут неважно, потому что все время вмешивается полиция. Среди послушников есть пожилые люди, которые могут работать только на дому, есть больные. За ними надо ухаживать, кормить. Для этого все должны работать. Это же общее дело. Поэтому, сказать по правде, финансовое положение у нас не блестящее.
А как дела у «аумовских» детей, которых вы учили?
Они все вернулись к обычной жизни, учатся в обычных школах. Родителям пришлось уйти из послушников – детей надо растить, а для этого случайные заработки не годятся. Представляю, чего им стоило найти нормальную работу!
О детях я мало что знаю. Было много случаев, когда их насильно разлучали с родителями. Для кого-то, наверное, это была настоящая травма. Вполне возможно, кто-то из них и сейчас живет в отрыве от родителей. Хотя, должен сказать, они ребята что надо, палец в рот не клади. Повоевал я с ними в свое время. Так что, может, у них все нормально (смеется). Хм-м… интересно, почему они такие? Не знаю. В них столько энергии по сравнению с другими детьми. Столько озорства. Такие непослушные. Никакого сладу с ними не было.
Наше учение отрицает физическое наказание и вообще насилие. Наш базовый принцип – поговори с человеком по душам и убеди его силой логики. Мы – послушники и должны жить по нашим наставлениям. Не будем их придерживаться – кого же мы сможем убедить? То же самое что уговаривать кого-то не курить, дымя в присутствии этого человека сигаретой. Никто не поверит. Дети здорово замечают за взрослыми такие несообразности. Я слышал, кого-то из наших детей отправили в исправительные дома. Пускай там с ними помучаются (смеется)52.
ЭТО БЫЛО ЧТО-ТО ВРОДЕ ОПЫТОВ НАД ЛЮДЬМИ
Хадзимэ Масутани (р. 1969)
Родился в 1969 году в префектуре Канагава в самой обычной семье. Отец был простым служащим. Постепенно все больше отдалялся от родных. Дошло до того, что почти перестал с ними разговаривать. Ни спорт, ни учеба его не интересовали, он любил рисование. Уже в начальных классах стал посещать кружок живописи.
В колледже изучал архитектурный дизайн. К религии был равнодушен, пока не познакомился с некоторыми новыми учениями. То, что рассказывали об «Аум Синрикё», привлекло его больше всего, и он вступил в секту.
Как раз перед зариновой атакой в токийской подземке он покритиковал «аумовские» порядки и в наказание был заперт в одиночку в Камикуисики. Понял, что дело плохо, и сбежал. За это его изгнали из секты.
Во всем ищет логику, поэтому, относясь в целом критически к учению «Аум», одобрительно воспринимает те его положения, которые ему близки и понятны. В своей религиозной практике несколько раз сталкивался с чем-то необъяснимым, мистическим, но, несмотря на это, ни к так называемым «сверхъестественным явлениям», ни к эсхатологическим учениям, ни к теории масонского заговора интереса почти не проявлял. Он видел «Аум» изнутри и чувствовал, что секта, которая в последние годы двигалась именно в этом направлении, идет куда-то не туда. Однако несмотря на охватившие его сомнения и разочарование, порвать с сектой было трудно – во всяком случае, пока существовала реальная угроза его жизни.
Сейчас живет один, работает от случая к случаю и скрывает, что был членом «Аум Синрикё». Мы долго беседовали, и он позволил себе быть откровенным.
