Тем не менее с работы я уволилась. Придумала, что вроде собираюсь учиться за границу. Меня долго уговаривали остаться, но в конце концов отпустили. Это была целая история. Я не могла сказать правду. Так или иначе, к тому времени я уже точно решила уйти.
Мама никогда не смотрела ток-шоу и потому о существовании «Аум» даже не подозревала. Узнав, что ухожу и мы больше не увидимся, она всплакнула. Для нее это была полная неожиданность. Хотя, думаю, она удивлялась, видя, как быстро пошло на поправку мое здоровье и появился аппетит. «Что ж, – сказала она. – Видно, время пришло. К себе не привяжешь».
Похоже, она все еще толком не поняла, что происходит (смеется). Ну, и как вам показалась жизнь послушницы?
Попадались среди наших и такие, кто думал, как бы повидаться с родителями или вообще вернуться домой, но меня тогда это не волновало. Жизнь в «Аум» меня вполне удовлетворяла, хотя не скажу, что я была от нее в восторге.
Я поехала в Наминомура, там меня определили в административно-хозяйственную группу. Работала на кухне, занималась стиркой. Тогда-то я впервые и увидела Асахару. Вдруг он вызвал меня к себе. «К чему бы это?» – подумала я. Асахара был один в своем сборном домике, и мы разговаривали наедине минут двадцать.
Это было нечто совершенно необычное. Он говорил обо мне и все время попадал в точку. Что именно? Ну например: «В миру ты занималась тем-то… слишком много развлекалась, растрачивая добродетель». Или: «Парней вокруг тебя крутилось изрядно». Вот такие вещи. Потом мне сказали, что такие беседы, один на один, – «особый случай», но на меня эти слова большого впечатления не произвели.
Однако он же мог заранее справиться о том, чем вы занимались до прихода в «Аум».
Знаю. Но представьте: перед вами человек, достигший заключительной стадии освобождения. Да еще необычная обстановка, и такое вам говорит… Поневоле подумаешь: «Вот это да!» Первое, что я почувствовала, – испуг. И поняла: этого человека не обманешь. Интересно, что разговор у нас был как бы ни о чем. Я почти ничего не запомнила.
Жизнь в Наминомура оказалась совсем не сахар. Во-первых, было холодно. Во-вторых, народ вокруг собрался какой-то странный. Люди, начисто лишенные здравого смысла, зацикленные на себе. Несколько человек приехали из того самого додзё, куда ходила я. Эти были сравнительно нормальные. К ним я и прибилась. Как-то я у самого Асахары спросила: «Вам не кажется, что здесь много людей неадекватных?» «Я бы не сказал», – последовал ответ.
Зато с высшим звеном, с лидерами, все было в полном порядке. Вот это были люди! Я сблизилась кое с кем из «мастеров», мы подружились и могли говорить откровенно, хотя и не во весь голос. Быть может, то, что я скажу, кому-то и не понравится, но Эрико Иида90, Томомицу Ниими и Хидэо Мураи были для меня хорошими, добрыми людьми. Чего не скажешь об их подчиненных. С ними найти общий язык было невозможно.
Из Наминомура я вернулась в Токио, в главный офис «Аум», стала работать в канцелярии. Именно тогда Асахара начал звонить мне каждый день. Интересовался самочувствием, советовал, как заниматься духовными практиками, когда на работе перерыв. В общем, ничего особенного. Но все равно было приятно, потому что он так звонил не всем и не каждому. Люди говорили, что я обязана этому добродетелям, обретенным в прошлой жизни. Но иногда звонки ни с того ни с сего прекращались, и я начинала переживать: почему? в чем дело? Вот какие ощущения у меня были в то время, хотя сейчас это, конечно, трудно понять.
Как-то раз Асахара попытался склонить меня к сожительству. Это было на Фудзи; меня там определили в группу звукозаписи. На специальной машине мы измеряли магнитную ленту, на которой записывались проповеди, и копировали их. Прежняя канцелярская работа в токийском офисе и на Фудзи занимала массу времени. Хотелось чего-нибудь поспокойнее, и я попросила Асахару перевести меня в группу звукозаписи. Там жизнь была что надо, куда свободнее: полдня – духовные практики, полдня – работа, которая совершенно не напрягала. А в Токио поспать было некогда, часто на сон часа три оставалось, не больше.
Я сумела как-то от него отбиться. Слава богу, обошлось. Асахара вызвал меня. А до этого раза два-три закидывал удочки. Звонок: «Когда у тебя месячные были?» Я думаю: «Что?!» – и потом: «А действительно, когда?» – «Скоро тебе предстоит особая инициация». Я поинтересовалась у девушки – из тех «мастеров», кто уже давно был связан с «Аум», – что это значит. «Ну… это самое и значит», – ответила она.
Мое дело было не поддаться. Я делала так. (Втягивает голову в плечи и напрягается всем телом.) У Асахары очень плохо со зрением, зато очень развита интуиция – он все чувствует. Так что он скорее всего понял, как я к этому отношусь, и отстал. Я вздохнула с облегчением.
Но большинство его поклонниц сочли бы за счастье, если бы Асахара вот так обратил на них внимание.
А вы нет ?
Я – нет. Мне было противно. Хотя, конечно, как гуру я Асахару уважала. Его манера разговаривать менялась в зависимости от ситуации, причем – совершенно неожиданно. Это притягивало к нему людей. И он очень внимательно относится к своим словам. Но при чем здесь все эти намеки на интим? От них оставался неприятный осадок. Не исключено, что «инициации», о которых говорил Асахара, имели место. Вполне возможно. Но я воображала Асахару за этим занятием, и на душе становилось гадко. Не знаю, как сказать… Совсем не тот образ, что я себе представляла.
Но ведь люди наверху наверняка знали, что у Асахары интимные отношения с послушницами?
Одна девушка – «мастер» со стажем – мне поведала, что Иида и Хисако Исии91 спали с Асахарой. Да и я тоже, призналась она, правда, это было давно. Я не стала судить, хорошо это или плохо. Просто я была под впечатлением от того, какая глубина заключена в Тантре.
А была какая-нибудь реакция после того, как вы отказали Асахаре?
Не могу сказать. После этого я потеряла память – меня ударило током. Вот, еще шрамы остались. (Приподнимает волосы, демонстрируя вытянутый белый рубец.) Помню, как вошла в помещение, где размещалась группа звукозаписи, и потом все, провал. В какой момент и как это произошло – понятия не имею. Вразумительного объяснения ни от кого получить не смогла, сколько ни расспрашивала. Слышала лишь одно: «Похоже, вы с ним подошли к опасной черте». Мне это ровно ни о чем не говорило, я просила объяснить что к чему, но в ответ слышала: «Раз ты ничего не помнишь, нам сказать нечего».
Может, у вас было что-то с тем человеком, которого они имели в виду?
