не ахти, и к тому же было множество досадных мелких промахов, но я старался как мог. От этих соревнований у меня осталось по-настоящему приятное ощущение. Кроме того, по сравнению с предыдущими разами я все-таки сделал заметный шаг вперед. А это немаловажно.
Самое трудное в триатлоне — переход от одного вида спорта к другому, и тут все решает опыт. Опыт помогает нам компенсировать свои физические недостатки. Другими словами, триатлон хорош тем, что дает возможность учиться на собственном опыте.
Конечно, это нелегко, а иногда даже физически больно. Больно настолько, что временами мне хотелось послать все к чертовой бабушке. Но в этом виде спорта боль — своего рода необходимое предварительное условие. Если бы ее не было, кто бы вообще стал заниматься триатлоном и марафоном, отнимающими столько сил и времени? Именно благодаря боли, благодаря стремлению ее превозмочь у нас есть возможность — пусть не в полной мере, но хотя бы частично — почувствовать, что мы живем, что мы есть. А качество восприятия своей собственной жизни обусловлено не всякими там объективными показателями типа времени или оценки, но осознанием (при условии, что все идет как надо) полноты слияния с производимым действием.
По дороге из Ниигаты в Токио мне встретилось несколько машин с велосипедами на крышах. За рулем сидели загорелые, крепко сбитые люди — типичные троеборцы. В это осеннее воскресенье после ничем не выдающихся соревнований мы ехали домой, возвращались к мирской жизни. И каждый из нас, с мыслями о будущем состязании, скорее всего, продолжит свои обычные тренировки. И даже если со стороны и с позиции некоторого превосходства такой образ жизни может показаться бесцельным и бессмысленным или, скажем, вопиюще непрактичным — мне все равно. Пусть в нем не больше смысла, чем в упомянутом наливании воды в прохудившуюся кастрюлю. Но зато усилия были приложены — это факт. Плохо это или хорошо, круто или не круто, но самой большей ценностью на самом деле обладает то, чего нельзя увидеть. То, что мы чувствуем сердцем. Чтобы суметь понять что-то важное, нужно совершить множество бессмысленных на первый взгляд действий. Но даже то, что кажется нам бесцельным или безрезультатным, вполне возможно, вовсе не является таковым. Это мое мнение.
Мнение, основанное на собственном опыте, прочувствованное на собственной шкуре.
Не знаю, смогу ли я продолжать совершать эти бессмысленные действия до бесконечности, но, учитывая, что я так долго и упорно этим занимаюсь и все еще не разочаровался, думаю, что буду стараться до тех пор, пока меня не покинут силы. Бег на длинные дистанции (к худу ли, к добру ли) сделал меня тем, кем я являюсь сегодня. Вероятней всего, что я и дальше буду жить под знаком марафонского бега и в конце концов состарюсь на бегу. Логики тут не так-то много, но ведь и это тоже — жизнь. Ну и не то чтоб у меня теперь были еще какие-то альтернативы.
Такие вот мысли меня посетили за рулем, по дороге из Мураками.
Этой зимой я снова собираюсь бежать марафон — где-нибудь, еще не знаю где. А летом непременно поеду на соревнования по триатлону — куда-нибудь, пока еще не знаю куда. Так одно время года сменяется другим, все течет своим чередом. Я стану старше на год и, наверное, напишу еще одну повесть или роман. Одну за другой я буду старательно решать насущные проблемы. Обдумывая каждый свой шаг в настоящем, я в то же время не буду забывать и о будущем, внимательно вглядываясь в отдаленный пейзаж. Я ведь все-таки бегун на длинные дистанции. Мое время и прочие показатели, мой внешний вид — все это несущественно и вторично. Самое важное для меня — достичь цели, которую я сам себе поставил; добежать до нее собственными ногами. И, добежав, осознать: то, что я должен был сделать, — я сделал; то, что должен был стерпеть, — стерпел. Из радостей и неудач я извлекаю конкретные (пусть ничтожные, но обязательно конкретные) жизненные уроки. Я надеюсь, что месяц будет идти за месяцем, год за годом, соревнование за соревнованием и когда-нибудь я доберусь туда, где все мне окажется по сердцу. Ну, или хоть издали увижу этот край. (Да, наверное, так точнее.)
Если мне доведется решать, что написать на своем надгробии, я попрошу выбить следующее:
На данный момент мне хотелось бы именно такую эпитафию.
Послесловие
На дорогах мира
В этой книге собраны тексты, написанные, как подсказывают заголовки, в основном между летом 2005-го и осенью 2006-го года. Я писал их не в один присест, а мало-помалу, когда удавалось выкроить время. Работая то над одним, то над другим фрагментом, я постоянно задавал себе вопрос: «Так о чем же я сейчас думаю?» И хотя объем вышел небольшой, но времени на то, чтобы отполировать текст и довести его до ума, ушло прилично — главным образом, когда в первом приближении все части уже были готовы.
Я раньше публиковал и путевые заметки, и сборники эссе, но возможность написать цикл текстов на заданную тему и чтобы еще и о себе самом раньше мне как-то не представлялась. Никогда еще я так тщательно не выверял рукопись. С одной стороны, мне не хотелось слишком много писать о себе, с другой — если не быть откровенным, то какой тогда вообще смысл затеваться? Чтобы понять, удалось ли мне соблюсти это хрупкое равновесие, я перечитывал книгу снова и снова.
Перед вами своего рода мемуары. Конечно, не исчерпывающая автобиография, однако называть эти тексты сборником эссе я бы не стал. Повторю то, о чем уже писал в предисловии: я хотел разобраться, какую жизнь я вел — как писатель и как бегун — последние двадцать пять лет. У всех свои стандарты насчет того, в какой степени писатель должен быть заметен или, если угодно, слышим в своих произведениях. Здесь трудно делать обобщения. Я надеялся, что работа над книгой позволит мне лучше понять свои собственные стандарты в том, что касается писательства. Не уверен на сто процентов, что преуспел в этом. И все же, закончив труд, я почувствовал, что избавился от груза, который нес на плечах долгие годы. Наверное, просто в моей жизни настал подходящий момент для этой книги.
После того как книга была написана, я принял участие еще в нескольких забегах и соревнованиях. В начале 2007 года я планировал бежать марафон в Японии, но перед самым забегом простудился, что мне совсем не свойственно, и вынужден был остаться дома. Если бы я не заболел, это был бы двадцать шестой по счету марафон в моей жизни. В результате за сезон, начавшийся осенью 2006-го и закончившийся весной 2007 года, я не пробежал ни одного марафона. Мне немного жаль, что так получилось, но я постараюсь отыграться в следующем сезоне.
Вместо марафона в мае я принял участие в соревнованиях по олимпийскому триатлону в Гонолулу. Я легко справился со всеми этапами, получил массу удовольствия и заметно улучшил свой результат. А в конце июля поучаствовал в триатлоне «Тинмен», тоже в Гонолулу. Кроме того, поскольку я жил на Гавайях почти весь год, я побывал в спортивном лагере для триатлонистов. Вместе с другими жителями Гонолулу я тренировался по три раза в день на протяжении трех месяцев. Эти тренировки мне очень помогли, а еще в лагере я нашел новых товарищей — «триадругов».
Осенью и зимой — марафон, весной и летом — триатлон. Соревнования стали для меня частью жизненного цикла. У меня нет мертвых сезонов, я все время чем-то занят — но я не жалуюсь. Я получаю от этого огромное удовольствие. Откровенно говоря, я даже думал попробовать свои силы в классическом триатлоне (например, в гавайском «Айронмене» [13]). Но боюсь, что в таком случае тренировки займут (точнее, отнимут) столько времени, что это помешает работе. По этой же причине я пока что не повторяю свой опыт с ультрамарафоном. Я тренируюсь прежде всего для того, чтобы поддерживать хорошую физическую форму, которая позволяет мне продолжать писать. Жертвовать ради тренировок и соревнований своим рабочим временем — все равно что ставить телегу впереди лошади. Так что я предпочитаю соблюдать разумный баланс.
За двадцать пять лет, что я бегаю, у меня накопилось множество теплых воспоминаний.
Я очень хорошо помню утреннюю пробежку в Центральном парке в 1984 году вместе с писателем Джоном Ирвингом. Тогда я переводил роман Ирвинга «Свободу медведям» и, оказавшись в Нью-Йорке,
