парковке, начинаешь задумываться об этом. И как следствие, утрачиваешь расположение к людям. Понимаешь?
— Да.
— Но после какого-то времени успокаиваешься и возвращаешься к прежнему состоянию.
— Да.
Внезапно проявился звук, и стали слышны стоны Юми. Он поднялся и выключил телевизор.
Задница Юми чередовалась в моем воображении со светом фар в тумане на 246-м шоссе, и все это в итоге превратилось в картину с немецкими замками и реками. Теперь мне казалось, что он мне не солгал.
— Но только не дети. В том возрасте, когда они еще не могут завести себе друзей и вообще говорят еще не особо хорошо, родители для них всё. И продавцы в магазинах, и обслуживающий персонал на заправках и парковках, и полицейские, и все остальное на свете — это родители. Понимаешь?
— Понимаю.
— Если родители в детстве были к ребенку холодны, то он этого никогда не забудет.
— Ты это про себя?
— Нет, но я окружен подобными людьми. Не то чтобы они не могут хорошо относиться к другим, нет, они просто могут этого не делать и жить притом относительно спокойно. И таких людей очень много вокруг меня. Человек обычно не может себе места найти, чувствует беспокойство, если не может относиться с любовью к другим людям. Все хотят, чтобы их любили или чтобы с ними дружили. Кроме людей, которые окружают меня. Им плевать на все. И мы сходимся характерами.
Он увлек меня за собой на веранду, и мы стали смотреть в ночное небо. Вдали в темноте мерцали красные опознавательные огни небоскребов. Ночь начала заглатывать меня, словно огромное живое существо.
— Давай иногда встречаться. — Он обнял меня. — Я, возможно, буду просить тебя о многом. Наверное, о таком, о чем ты даже и представления не имеешь. Если ты не согласна, скажи сразу, я тебе ничего не сделаю. Будем стоять здесь, на ночной веранде, одетые, и просто обниматься.
— Ты Юми то же самое говорил?
— Ей можно и не говорить, эта тупая свинья и так на все согласна, — рассмеялся он.
— Я же не Юми?
— Нет. — Он пристально смотрел на меня. — Когда вижу тебя, я вспоминаю одну песню, которую давно уже люблю, очень хорошая песня. — И он нежно притронулся к моим волосам.
— Что за песня?
— Там поется о любви к беззаботной улыбке, к тому, что действительно прекрасно.
— Дакая песня?
– ' Someday '.
Мы поцеловались под ночным небом, окутанные ароматами цветов.
Off
Сегодняшний клиент странно говорил. Но не теми новомодными словечками, которые сейчас только и слышишь с экрана телевизора, а на осакском диалекте. По крайней мере, в отеле на Акасака его говор звучал достаточно необычно. Я собиралась принять душ, но он сначала попросил показать ему задницу. Мне стало стыдно, но когда поняла, что внизу у меня все уже намокло, я обо всем забыла.
Опершись обеими руками о дверь ванной, наклонив голову, выгнув спину и выставив задницу куда-то вбок, я почувствовала, как начинает охлаждаться после душа мое влагалище. В этот момент я вдруг вспомнила звук, издаваемый выключателем. Он распространился по всему телу волной приятных воспоминаний настолько подробных, что они были похожи на фотографии крупного плана, и я расхохоталась.
— Нельзя смеяться, будь застенчивой, — сказал он на своем говоре и легонько шлепнул меня по заднице.
От шлепка мои бедра пришли в движение, и я увидела мастурбирующего клиента. Только вверх ногами. От этого его пенис выглядел совсем не так, как выглядят мужские члены, и казался мне похожим на выключатель.
Это случилось в средней школе, хотя я могу ошибаться. На стене музыкального класса находился выключатель. Обычный такой выключатель для люминесцентных ламп, чуть продолговатый, с тремя рычажками, слева от него было написано 'OFF', а справа 'ON'. Я не умела играть ни на одном музыкальном инструменте, просто мне нравился Ямагути. Ямагути был старше меня на год, играл на тромбоне и дирижировал нашим духовым оркестром. А еще он встречался с моей одноклассницей Нодзаки. Будь у меня подруга, она бы мне наверняка сказала, чтобы я прекратила заниматься подобной ерундой, но у меня с детства не было ни подруги, ни друга, да мне никто в общем-то и не был нужен.
Выйдя из ванной, я застала своего клиента мастурбирующим на садомазо порно. Он слизал капли воды с моих сосков, поставил на четвереньки и велел делать так, как на видео мужчина приказывал женщине. Я повернулась к экрану и начала прислушиваться. Сначала он попросил ни о чем не думать, а потом, когда сказал засунуть пальцы во влагалище, я снова вспомнила о выключателе.
Нодзаки играла на гобое, но мои музыкальные познания не давали мне возможности понять, хорошо она это делает или нет. Все вокруг говорили о том, что они целуются, и вследствие этого я каждый раз с опаской заходила в музыкальный класс. Увидев там играющую на гобое Нодзаки, я все время думала о том, как было бы хорошо, если бы с ней что-нибудь ужасное проделали грязные бомжи. Здание, в котором я училась, находилось далеко, и я могла видеть Ямагути только в музыкальном классе. Поэтому очень любила это помещение. Все тем не менее знали, что я не умею играть ни на каких инструментах и нахожусь в оркестре только из-за Ямагути. По этой причине такие дегенераты, как Касахара, Куроки, Томанага и Ниима, частенько издевались надо мной, забрасывали жвачку в волосы, засовывали под юбку кларнет или тыкали в задницу барабанными палочками. Я чувствовала себя никому не нужной и расстраивалась.
Как и сказал порноактер, я повернулась попой к экрану, стоя на четвереньках, выгнула спину и выставила задницу вверх настолько, что дырка смотрела прямо в потолок. Мне казалось, что я слушаю его приказы не ушами, а именно задницей. Меня часто клиенты заставляют стоять в таких позах. Порноактер приказал мастурбировать и сам заработал пальцами. Я почувствовала, как моя задница внутри начинает греться, выбрасывая жар, а еще не высохшие капельки после душа приятно ее охлаждают. Я предположила, что клиент снова мастурбирует, но услышала странный звук, как будто что-то плавится. Я обрадовалась, подумав о воске, который он мне сейчас накапает на охлажденную каплями воды задницу. Порноактер велел стонать громче, а клиент наконец-то капнул на меня воском. Мои бедра задрожали, и мне захотелось кончить. Поднимая своим дыханием пыль с ковра на полу, я произнесла: 'Я кончаю', как и приказывал порноактер. Тогда клиент достал вибратор и вставил его кончик в меня. Мои бедра снова задрожали, и я изо всех сил потянулась задницей, пытаясь сделать так, чтобы он зашел в меня еще глубже. Клиент, засмеявшись фальцетом, как Моцарт из некогда виденного мной 'Амадея', произнес: 'Похотливая девица!' — и, вытащив вибратор, плюнул мне на задницу. Расплавленный воск попал мне в дырку, а из вагины с шумом вышел воздух, подобно тому как это бывает, когда вытаскивают член, и я запоздало кончила.
Когда другие репетировали под руководством Ямагути, я сидела позади всех и смотрела в окно. Я обычно представляла, как на Нодзаки напали бомжи, как они ее бьют и таскают за волосы. Когда становилось темно, я вставала и включала свет. Я заметила, что когда свет был включен, рычажки становились гораздо короче, чем в положении 'OFF'. Кроме меня, вряд ли кто еще являлся обладателем подобной тайны, и мне очень хотелось рассказать об этом когда-нибудь Ямагути.
Клиент двигал вибратором внутри меня под стоны девушки из видео. Я, вдыхая пыль, кричала во все горло от удовольствия, ощущая расплавленный воск на заднице, спине и бедрах. Задняя поверхность бедер снова затряслась, собирая кожу в мелкие морщинки, и когда я кончила в третий раз, раздался звонок в дверь. Клиент выключил порно. Звонок прозвучал во второй раз, в третий, четвертый, затем в дверь начали
