– Покушение провалилось… Альберто схвачен. Убили двоих людей Питти.
Рука седого мужчины, лежавшая на столе, дрогнула. Он отшвырнул гусиное перо, забрызгав чернилами бумагу. Пожалуй, это письмо никогда не будет дописано.
– А что с Подагриком? – спросил он, хотя чувствовал, что вопрос излишен, было ясно, что Пьеро Медичи уцелел.
– С Подагриком?! – взволнованно повторил Джентиле. – Уверяю тебя, он рано или поздно умоется собственной кровью. Как отец его в свое время. Ничего себе подагрик! Тиран! Недолго будет пить он людскую кровь.
– Она ему все равно впрок не пойдет, – сказал хозяин, поднимаясь из-за богато украшенного резьбой стола, – ничего ему не поможет.
– А нам что поможет? В частности, мне? Ах, дурья моя голова!
– Тебя видел кто-нибудь?
– Ист. Да я и не собираюсь попадаться им на глаза. Альберто все равно выдаст меня. И не только Альберто, а и остальные.
– Ничтожные твари! – с презрением воскликнул Андреа, глава дома Чести. Он выпрямился, оказавшись на целую голову выше своего племянника.
– Мы должны спасаться! – с мольбой произнес Джентиле, пропустив мимо ушей оскорбление, относившееся к его лучшему другу и, возможно, даже к нему самому. – Бежать! Спасаться!
– Это было бы открытым признанием своего бессилия, – покачал головой Чести и потянулся за шпагой, прислоненной к одному из кресел. – Давай-ка лучше прогуляемся на виллу, – сказал он, сосредоточенно пристегивая оружие.
– Прогуливаться? Теперь? Когда все решают минуты? Медичи проворен, а Синьория ему послушна.
– Ты меня не так понял. Разве я сказал, что мы останемся на вилле? Нам попросту надо выбраться из стен города. Если тебе страшно, поезжай вперед один.
– Если ты не возражаешь, я так и сделаю: ведь вес равно сначала хватятся меня. Впрочем, – тут глаза молодого человека сверкнули коварным огоньком, что не ускользнуло от внимания Чести, – если они проникнут сюда, во дворец, то, несомненно, запустят свои грязные лапы во все Это добро. Они не посмотрят, дядюшка, на твою достойную всяческого уважения особу, не думай. Конечно, было бы благоразумней держаться нам вместе…
– Нельзя же быть всегда благоразумным, – бросил через плечо Андреа Чести. – Мне надо еще кое-что сделать, – пояснил он уже в более примирительном тоне.
– Ну что ж, тебе виднее, как поступать. Но, с твоего позволения, я все же поеду вперед. На Щинтилле. Только ты не мешкай. Я задержусь на вилле час, может, два, если ты к тому времени не подоспеешь, то знай, что я отправился в Рим.
Чести хотел что-то сказать, но лишь кивнул головой. Он решил не связывать свою судьбу с судьбой этого юнца.
Как только Джентиле вышел из кабинета, Чести потряс настольным бронзовым колокольчиком работы знаменитого Верроккио.[2] Колокольчик этот пользовался большой популярностью среди знатоков, которые целыми группами ходили смотреть на лепную фигуру изящного всадника, украшавшую колоколец. Теперь и эту вещицу придется бросить на произвол судьбы. Покинуть все: дом, дело, виллу, поместье. Семью. Жену и дочь. Он давно предчувствовал, что так будет. Веками длится эта борьба во Флоренции. Борьба за власть между гибеллинами и гвельфами, черными и белыми,[3] дворянами и буржуа. За государственную власть? Да, и за нее. Но в данном случае, пожалуй, не это главное. Главное то, что он, Андреа, являет собой уже третье поколение банкирского рода Чести, соперничающего с фамилией Медичи. В этой борьбе Чести, конечно, не одни. С ними их родственники, Питти… Да и Пацци тоже…
Он продолжал звонить в колокольчик.
Заслышав сигнал, отдающий тревогой, в большой, как зала, кабинет ворвались камергер, дворецкий, секретарь, казначей, форейторы, лакеи, не преминул явиться и Аннибал – начальник дворцовой стражи. На счастье, женщины в это время развлекались во Фьезоле.
– Я прогуляюсь на виллу. Для моциона. Капитану в Ливорно, – он указал секретарю на начатое письмо, – допишу завтра. Успеется. Да и нарочный передохнет. А теперь мне нужен один только Аннибал.
Аннибал приблизился к банкиру, остальные, безмолвно склонив головы, удалились.
Чести подошел к стоявшему в углу массивному сундуку, приподнял украшенную чеканкой крышку, вытащил два кожаных мешочка и протянул их Аннибалу.
– Возьми и спрячь под луку. Ты поедешь верхом и прихватишь мою лошадь.
– Щинтиллу?
– Нет, на Щинтилле поехал синьор Джентиле. Он ведь уже покинул двор, не так ли?
– Как раз отъезжает. – Аннибал поднял палец. В сводчатых воротах отдавалось цоканье копыт.
– Все, уехал, – сказал Чести, прислушавшись, – так-то лучше. Вот что, Аннибал. Слушай внимательно! Я полагаюсь на тебя. Поедешь через Пистойские ворота. Возьмешь с собой мою гнедую. Если спросят, куда направляешься, скажешь, на виллу – там, мол, понадобились лошади. Но, выбравшись из города, тотчас свернешь на берег Арно. Там дождешься меня. В доме – никому ни слова. Пусть все считают, что ты поехал на виллу встречать меня.
– Понимаю, – ответил Аннибал, фамильярно осклабившись, – когда ищут тебя на юге, ступай на север.
Чести кивнул. Нет, он не станет посвящать в свои дела слугу. К чему спешить? Аннибал и так в скором времени узнает правду: что Андреа Чести держит путь на запад так же, как некогда его отец, спасавшийся
