жилья.
На этот раз, после нескольких дней хождения из угла в угол, Леонардо поднял брошенную кисть и стал писать. Писал, не отходя от мольберта. Для него больше ничего вокруг не существовало. Напрасно стучался к нему отец, напрасно пел под дверьми Аталанте сочиненную им на лету шуточную песенку:
Но Леонардо дверей не отворял, голоса его никто не слышал, он не шел с друзьями испить чарку-другую под веселую песню, а сидел взаперти. К обеду не появлялся. По утрам, найдя в чулане немного сушеных плодов или сыру, ел с хлебом, запивая водой. И на этом жил до вечера. Но и вечером он ограничивался лишь несколькими ложками супа, молча съеденными на кухне; старая экономка мессера Андреа также не слыхала его голоса. Леонардо без слов удалялся в свою комнату. Иногда у него подолгу горела свеча, но те, что подсматривали, могли видеть только неподвижно сидящего, уставившегося в одну точку молодого художника.
Тем не менее работа продвигалась.
И в одно прекрасное утро Леонардо оставил заветную дверь незапертой, и все же товарищи не решились переступить порога его комнаты, oни ждали, когда он сам пригласит их войти.
Но приглашения не последовало. А ведь Леонардо уже не работал – это было установлено при помощи замочной скважины. Впрочем, в поле их зрения не попадал задумчиво стоящий в стороне Леонардо, который со спокойной проницательностью разглядывал свое произведение.
– Где можно найти мессера Леонардо?
Веселый, беззаботный голос с хрипотцой прервал занятия товарищей Леонардо в первой комнате.
В дверях стоял коренастый мужчина с коротко постриженной бородой. Из-под широкополой шляпы было видно дубленное солнцем, обветренное лицо. Он стоял, расставив ноги и упираясь руками в бока. Ботфорты и кожаные штаны выдавали в нем не то ландскнехта, не то моряка. На боку у него висела шпага.
– Кого вам, синьор капитан? – зычным голосом переспросил балагур Амброджо.
– Мессера Леонардо!
– Громче, не слышу! – крикнул, скривившись, Амброджо и, как это делают тугоухие, приложил ладонь к своему уху.
– Я ищу маэстро Леонардо да Винчи, тысячу чертей и ад погорячей!
– В аду? Нет его там пока. Он только теперь собирается туда! – надсаживал глотку Амброджо. – Пока он еще в пути. Три недели всего, как он схоронился.
– Что-о-о?! Схоронился?!!
– Да, представьте себе, – вздохнул Амброджо.
– Господи! – Посетитель перекрестился. – И где же? – упавшим голосом спросил он.
– Нет, не на кладбище! А вон там! – указал Амброджо на дверь.
– Там?! – Незнакомец странной, покачивающейся походкой пересек мастерскую.
– Нардо! Нардо! – в отчаянии закричал он под дверью. На пороге появился улыбающийся Леонардо. Радушный хозяин нисколько не походил ни на покойника, ни даже на отшельника, более трех недель прятавшегося от людей в самом сердце Флоренции. В глазах его вспыхнула радость: он узнал гостя. Раскинув руки, он шагнул вперед и вот уже сжимал в объятиях прильнувшего к нему чернявого человека.
– Кола! Кола! Ты ли это?!
– А то кто же? Брат ты мой! Дружок! Белокурый великанище! Нагнись, наклонись же, дай-ка мне тебя поцеловать!
Леонардо представил молодым художникам своего друга детства морского капитана Никколо Кортенуова да Винчи.
Тот, указывая на Амброджо, с укоризной покачивал головой:
– Этот негодяй напугал меня, будто ты уже умер.
– Я? Я напугал? Да что вы, синьор капитан! Я сказал лишь, что он схоронился. А что это правда – на то у меня есть свидетели.
– Я работал, – тихо сказал Леонардо. – Вот, посмотрите.
Все гурьбой ввалились в соседнюю комнату. Сквозь отверстие наполовину завешенного окна вырывался мощный сноп света, направленный прямо на картину. В широком луче кружилось несметное множество пылинок. Но никому не было дела до их резвой пляски. Все взгляды устремились к картине и главным образом к появившейся там новой фигуре юноши с длинными светлыми кудрями, стоящего на коленях в левом углу.
Пикколо тоже впился глазами в это изображение, хотя не видел раньше картины. Да, он не был в состоянии оторвать взгляд от лица переднего ангела.
– Ай да Нардо! – пробормотал он. – Истинный волшебник! Ты перенес меня в прошлое. Это ведь ты сам… в те времена… Такой же золотистый, сияющий…
– А что ты скажешь о пейзаже? – спросил Леонардо.
– Это… да ведь это… – заикаясь, проговорил Никколо. – Ты знаешь, что произошло? Я вчера приехал в Винчи. Было уже поздно. Отца моего, бедняги, неделя как но стало. Он не любил меня и, вероятно, лишил бы меня наследства, если бы только мог. Ну да все равно, царствие ему небесное.
– Как же теперь? Поселишься в Винчи? В имении?
