отработано. Он говорит ей, как она красива и желанна. Она счастлива. И вот уже она едет в ближайший банкомат и снимает деньги со своей карточки. Зачем ей сбережения для неизвестного будущего, если можно сейчас, здесь, получить свою толику радости, счастья? Он хороший, он дает понять, что она все еще сексуальна, все еще независима и может сама распоряжаться своей жизнью. Он стерпит от нее все: плохое настроение, некрасивое лицо, увядшую кожу, лишние складки жира, безвкусную косметику, а все потому, что она дает ему надежду на сытую неделю, на возможность выехать из страны, на светлое будущее. Но она не хочет об этом думать. Главное, что он ее любит. Да, да! Она свято верит в это. Хотя бы на ту неделю, что они вместе. А потом можно все забыть и вернуться домой. И копить деньги на следующую поездку. Жить только ради этого. Но жить! И темнокожие мускулистые мальчики уже видят в каждой одинокой женщине потенциальную «принцессу». А предложение о помощи рассматривается только в ракурсе обмена на секс. Главное – есть спрос. Есть предложение. Виноватых нет.
Я не знала, что и думать по этому поводу. У меня словно не было своего мнения, не было своих решений. Все чьи-то чужие слова, чужие стереотипы. А где же
Утром сложнее всего было открыть глаза. Я проснулась, но лежала, не двигаясь. Для того, чтобы встать с кровати, надо знать, что я собираюсь делать сегодня. Надо попытаться поменять билет, быстро запихнуть вещи в чемоданы и уехать. Да, вот этим я и займусь. Я не хочу оставаться в этом городе, в этом месте ни дня больше.
Ади появилась рано утром. Она принесла кофе и соленые крекеры с сыром.
– Тебе лучше?
Я пожала плечами.
– Что делаем?
Я оторвалась от кофе и пустым взглядом посмотрела на нее:
– Меняю билет и уезжаю.
– А если нет рейса на сегодня?
– Значит, еду до Дакара на машине.
– Трястись целый день на машине? Ради чего?
– Я больше не хочу здесь оставаться.
– Это понятно. Я бы тоже не захотела. Не хочешь Эссу увидеть до отъезда?
– Нет, не хочу я никого видеть. – Не могу смотреть в ее осуждающее лицо. – Ади, не хочешь помогать, уйди. Я сама справлюсь. Только не надо вот тут…
– Я пытаюсь тебе помочь, – тихо произнесла она. – Если ты сейчас уедешь, не дав шанса себе самой подумать еще раз, что произошло, то потом уже ничего не поможет. Ты не вернешься, я знаю. Ты думаешь, я за Эссу так переживаю? Таких, как он, я вижу ежедневно – похожие судьбы, светлые головы, нереализованные возможности, дурная дорожка. Невозможно помочь всем. Но тебе,
Я повела плечами. Отчего-то стало казаться, что на них накинули тяжелый плед. И все тело тоже двигалось со скрипом, нехотя. Голова не болела, но было ощущение, что я только что пришла в сознание и с огромным усилием пытаюсь вспомнить, а что же все-таки произошло. Кто она, эта женщина? Знает меня каких-то пару месяцев, а пытается учить жизни? А если она права? Если я не смогу потом с этим жить?
– Ты хочешь, чтобы я его простила? Чтобы написала заявление, что не имею претензий? Хорошо, Ади. Я сделаю это. Если ты пообещаешь сегодня же вывезти меня отсюда в Дакар. Любыми путями.
Я удивилась, как сипло прозвучал мой голос. И устало. Во взгляде Ади я уловила тревогу.
– Я ничего не заставляю тебя, Рената. Я просто хочу, чтобы ты уехала, поставив точку в этом деле. Какую – решать тебе. Если ты скажешь, что пусть все идет своим чередом, клянусь, я пальцем не пошевелю после твоего отъезда. И да, я вывезу тебя сегодня. Даже на осле.
– Не надо на осле. Лучше самолетом.
– Отлично. Поехали.
– Мне надо одеться.
Ничего я не стала подписывать. У меня просто уже не было сил. Наверное, если бы Эсса стал умолять о прощении, изворачиваться, оправдываться, я бы почувствовала просто отвращение, развернулась и ушла. А может, стала бы говорить с ним, выслушала бы его, попыталась понять. Не знаю. Но он молчал. Сидел на грязном заплеванном полу, с опухшей переносицей и затекшим глазом рядом с парой других заключенных и молчал. Его вывели к нам, заперли нас в отдельной комнате. Не знаю, таковы ли были правила или Ади договорилась. Он не стал оставлять нас вдвоем, я бы и не хотела. Эсса сел напротив меня и продолжал молчать. Он смотрел на меня и был похож на преданную собаку, которая испортила хозяину любимую вещь и за это ее выгнали на улицу. «Но ты ведь человек, – думала я, глядя ему в глаза. – Ты не безмолвное животное, ты умеешь разговаривать, слушать, ты отвечаешь за свои поступки. Это не инстинкты, потому что ты человек». А он все равно смотрел на меня взглядом преданной собаки.
Казалось, вот-вот, и он заскулит. Потом он не выдержал моего взгляда и отвернулся. И больше не посмотрел на меня. Ни разу.
– Рената уезжает, Эсса, – сказала Ади.
Тот кивнул.
– Ты ничего не хочешь сказать? Она ведь сюда пришла не твое молчание слушать.
Эсса не шевельнулся.
– Ладно, хватит. – отрезала я. – Уйдем отсюда.
На мое счастье, в этот день был чартерный рейс до Дакара, и к трем часам дня после поспешных сборов я уже была в аэропорту. Здесь ко мне подошел незнакомый человек и сказал, чтобы я не беспокоилась.
– В чем дело? – переспросила я.
– Господин мэр поручил передать вам, мадам, что все под его личным контролем. Мы не позволим нашей молодежи портить репутацию города и народа. Мы не позволим им нападать на наших гостей, не позволим безнаказанно оскорблять порядочных женщин. Мы понимаем ваш гнев и заверяем, что виновный понесет наказание.
– Я не имею к нему претензий.
– Не понял, мадам.
Он хлопал глазами и смотрел непонимающе.
Я посмотрела на Ади:
– Можешь сказать ему, что я не имею претензий. Скажи на вашем языке!
– Скоро посадка.
– Ты меня слышишь? Скажи ему, что я не имею претензий к Эссе. Пусть отпустят его, слышишь? Скажи ему!
Я беспомощно оглянулась. Схватила листок бумаги со стойки регистрации, села на корточки и размашисто написала заявление, что не имею никаких претензий к Эссе, и что все произошедшее – это недоразумение, недопонимание, и что я снимаю все обвинения.
– Ади, так пойдет?
Она взяла листок из моих дрожащих рук. Показала представителю мэрии. Тот пожал плечами. В его взгляде я прочла оттенок непонимания и презрения.
– Но я не знаю, мадам!
– Рената, беги, сейчас закроют посадку, – улыбнулась Ади.
Мудрая Ади. Она знала свой народ. Она знала, что надо делать. Работник аэропорта схватил меня за руку и потащил к трапу самолета. Я пыталась вытянуть шею и разглядеть в окошко Ади, но так и не смогла увидеть ее за мутными стеклами окон аэропорта.
Самолет летел низко, так низко, что я легко могла разглядпеть знакомые улочки, деревья, крыши хижин в окружающих деревнях. Не думаю, что найду в себе силы приехать в Зиганшор еще раз. Не думаю, что смогу для себя объяснить все произошедшее понятным мне языком. Не думаю, что смогу понять себя до конца в этой истории. Не уверена, что смогу продолжать верить в возможность того, что когда-либо
