провожаемый улыбками, вышел в распахнутую кем-то дверь. Закрыл ее за собой, приложил ухо, убедился, что подслушать ничего не удастся, и, вздохнув, пошел к себе.
Когда Сенька вошел в свою комнату, сразу понял — что-то изменилось. Не сразу догадался — что. Завертел головой и сообразил: Зина. Над кроватью висел смешной плетеный медвежонок с палочкой в коротких лапках. А на окне — аккуратный горшочек с толстым упрямым ростком, растопырившим лиловые резные листья.
Сенька улыбнулся, достал из тумбочки стакан, сходил в туалет, набрал воды и полил и без того влажную землю. Наклонился, понюхал. Росток пах тепло и вкусно. «Как у Зины в кабинете», — вспомнил Сенька и улыбнулся еще раз.
К столовой Сенька пришел рано, дверь еще была закрыта. Проходя мимо библиотеки, подумал: «Заглянуть, что ли?» — и сам себе удивился. Потом стал думать про другое: придет ли Глашка? Воронцов сказал: помоги ей. А как помочь? Надо бы спросить при случае.
Глашка пришла. Во вчерашнем зеленом платье, вроде бы побледнела чуть. А может, показалось. «Ты где была?» — хотел было спросить Сенька, но не спросил. Вместо этого кивнул на прыщавого парня (он ел за отдельным столиком в углу) и прошептал:
— Придурочный какой-то. Я на обеде спросил про телевизор, так он сбежал…
— Это Роман, — также шепотом объяснила Глашка. — Его в подвале нашли. Он не помнит ничего. И с космосом разговаривает.
— С каким космосом? — не понял Сенька. — С космонавтами, что ли?
Глашка кивнула.
— С нашими?
— С нашими вроде тоже может. Его тут возили куда-то, вроде получилось.
— Чудеса: — вздохнул Сенька. Собственные злоключения теперь вовсе не казались ему такими уж особенными. И это было приятно.
— Пошли теперь ко мне, — сказала Глашка после ужина.
— Пошли, — согласился Сенька. И застеснялся. Отчего-то идти к девочке в комнату казалось ему неприличным. А Глашка к нему — ничего, нормально.
Зашел и сразу стесняться перестал. У Глашки все было точь-в-точь как у него. Нипочем не скажешь, что здесь девочка живет. Такой же стакан на тумбочке. Койка застелена. Только цветок на окне не лиловый, а желто-зеленый, гнутый, будто под ветром склоненный.
Глашка проследила его взгляд, нахмурилась, а потом вдруг оживилась:
— Слушай, Сенька, а ты можешь все эти веники сгубить?
— Какие веники? — не понял Сенька.
— Ну, эти. — Глашка кивнула на горшок. — И в коридоре… И вообще, все… Не ломать там и не разбить, а чтобы они просто сдохли… Чтобы Зинка не догадалась. А? Барабашка ты или нет?
— Я не знаю, — смутился Сенька. — Только зачем тебе? Чем тебе цветы помешали?
— Терпеть не могу Зинкины цветочки! — знакомо ощерилась Глашка. — И саму Зинку тоже!
— Да почему? — воскликнул Сенька. — Что она тебе такого сделала?
— А ничего! — Глашка вздернула и без того курносый нос. — Чего она мне может сделать!
— Так чего же тогда?.. — недоумевал Сенька.
— А чего она пристает! — Девочка непримиримо сощурила глаза. — Вот как училка в интернате. Все они одинаковые. Мягко стелят, да жестко спать. Та тоже: Глашенька то, Глашенька се. И от девчонок защищала. И занималась со мной. Я, дура, и растаяла. Стала ей рассказывать все. А она осторожненько так: спросит и молчит. Или скажет: ты не хочешь — не говори…
— Чего говорить-то? — не удержался Сенька.
— А то! — Глашка сжала кулаки, глаза ее побурели. — Всем им одно и то же надо!.. Как дошло до дела, так я смекнула уже, чего ради она ко мне подкатывалась, да куда денешься!.. Ты, Глашенька, такая необыкновенная, тебя, Глашенька, никто не понимает! С тобой так интересно беседовать!.. А подумай сам, чего это ей со мной интересно, если я, кроме деревни нашей да Центральной, сроду ничего не видела? А?
— Ну, наверное, это… — замялся Сенька. — Хотела, чтоб предсказала ты ей…
— Во! — обрадовалась Глашка. — Точно! И я так поняла. Только поздно. А сначала-то растаяла, думала, дура набитая, что она просто так с добром ко мне… — Глашка скрипнула зубами и запрокинула назад голову, чтобы не вылились навернувшиеся слезы.
— Ну, а потом чего? — Сенька понимал, что Глашке тяжело говорить, но был не в силах сдержать свое любопытство.
— Потом ясно что, — вздохнула Глашка. — Чего хотела, того и добилась. Сказала я ей…
— Ну и чего вышло?
— Чего у училок выходит?.. Девочка у нее вышла. Танечка. Лицом смазливая, в нее. Нравом капризная.
— А муж?
— Без никакого мужа! — Глашка торжествующе улыбнулась. — Бросит он ее и уедет. У него дома-то — семья…
— Так и сказала ей? — ахнул Сенька.
— Так и сказала… А вот гляди! — снова оживилась девочка. — Как чудно получается! Нюре-то, почитай, то же самое вышло, а только ей — в радость, а училке — как гриб поганый съесть. Почему так?
— Ну, я-то почем знаю!
— Вот и я не знаю. А только она с тех пор на меня как на врага смертельного смотрела. Будто это я ей чего испортила…
— И чего?
— Да ничего! — усмехнулась Глашка. — От судьбы куда денешься? Небось сейчас уже с брюхом ходит…
— А ты?
— Чего я? Я жила — как спала. Потом думаю — чего? Хотела уж сон-ягодой отравиться. Ждала, как поспеет… Тут меня Андрей и увез. Кто ему про меня сболтнул — по сей день не знаю. Но за то ему спасибо…
— Да-а… — Сенька покрутил головой и добавил глубокомысленно: — Вот ведь как бывает… — Сочувственно взглянул на Глашку, помолчав, спросил все же: — А Зина-то тут при чем?
— А притом! Все они одинаковые. И она тоже!
— Тоже предсказать просит? — догадался Сенька.
— Ну-у, не просит впрямую-то, а так… — Глашка прищелкнула пальцами. — Вроде и не за себя…
— Тоже про мужа?
— Какой у нее муж! — презрительно фыркнула Глашка. — От горшка — два вершка… Кому нужна недомерка такая!
— Ну почему-у… — протянул Сенька. Прямо вступиться за Зину он не решался, боясь разозлить Глашку, но и с оценкой ее был не согласен.
— Она, понимаешь, все про Андрея выспрашивает… — Глашку так перекосило от злости, что Сенька даже испугался.
— «Ты можешь ему помочь!.. Ему тяжело!.. Ты не хочешь»! — передразнила она. — Будто я не знаю, чего ей надо… А только не будет этого! — вдруг с силой выкрикнула Глашка. — Нипочем не будет!
— Чего не будет-то? — спросил наконец запутавшийся Сенька.
— А того! Все — одинаковы!.. Ты небось тоже. — Глашка подозрительно взглянула на мальчика. — Думаешь, поломаюсь, поломаюсь — и расскажу, да? Так? Так?! — Глаза у Глашки вспыхнули злым желтым огнем.
— Да ну тебя, Глашка! — с деланным равнодушием сказал Сенька. — Ты, видать, совсем рехнулась. От переживаний-то. Мало ли людей, которые ничего не предсказывают! Так и чего — не разговаривать с ними, что ли?
— Да, наверное, — мигом остыла Глашка и добавила жалобно: — Рехнешься тут…
