пожалуй, похож на князя Андрея, такого, каким представлял его себе сам Толстой. Изящный, нервный, с тонкими запястьями и чувствами, весь в чем-то заумном и духовном, лежит себе под дубом, то есть под небом… Стоп! – остановила я сама себя, но ассоциации против моей воли бежали дальше. Князь Андрей – «Война и мир» – одноименный фильм – артист Вячеслав Тихонов – молодой Штирлиц – «не думай о секундах свысока…» – анекдоты про Штирлица, которые так любила рассказывать младшеклассница Антонина. – «Штирлиц открыл сейф и вытащил записку Бормана. Борман пищал и упирался…»
В этом месте я не выдержала и фыркнула прямо в чашку с чаем. Брызги от чая и «птичьего молока» полетели мне в лицо и на пиджак сидящего рядом Демократа. Вадим, который не мог не заметить, что все это время я рассматривала именно его, ошеломленно округлил глаза и быстро оглядел себя, в поисках какого-то досадного недоразумения, вызвавшего столь бестактную реакцию с моей стороны.
– Извините! – сдавленно пробормотала я. – Я просто думала о своем…
Вадим сдержанно и едва заметно улыбнулся мне и как ни в чем ни бывало заговорил с Любашей, демонстрируя, таким образом, свою джентльменскость.
«Штирлиц спокойно шел по улице маленького западногерманского городка. Ничто не выдавало в нем советского разведчика, кроме волочащегося позади парашюта и старенькой буденовки, надетой слегка набекрень…»
– Ой, что-то в глаз попало! Пойду макияж поправлю. Сейчас… – опровергая свои собственные слова, я зажала руками вовсе не глаз, а рот, и, стараясь не расхохотаться, буквально выбежала из-за стола.
Все проводили меня изумленными взглядами. Лишь Володя смотрел сочувственно и с завистью. Он явно решил, что я перепила с непривычки и теперь меня тошнит. Что ж, и на чужие проблемы каждый смотрит сквозь призму собственного опыта…
Ленка в одиночестве стояла на площадке и курила.
– Тебе скучно? – напрямик спросила я.
– Нет, а тебе? – переспросила она.
– Нормально. Обычная жизнь вообще такая – на кого пенять? Как поживают несовершеннолетние правонарушители?
– Обычно, – пожала плечами Ленка. – Ты помнишь «снежного мальчика» Кешку?
– Ну разумеется, как я могла забыть?! – удивилась я. – А что, он как-то опять проявился?
– Не то, чтобы проявился, но я хотела с тобой об этом поговорить…
Ленкины глаза блеснули в темноте, а я поневоле погрузилась в воспоминания о том времени, когда я еще работала на биофаке Университета и вела практику на Белом море…
Глава 2. Снежный мальчик
Кораблик назывался «Нектохета». Дурацкое это название казалось вполне нормальным его пассажирам, которые толпились на обоих бортах, сидели на носу и на корме, пристроившись среди странного вида ящиков, коробок, бидонов и термосов. Большинство спали, уткнув носы в воротники ватников, надвинув на глаза капюшоны штормовок или привалившись к спине или плечу соседа. Неугомонные студенты, из числа самых увлеченных, висели на перилах, тыкали посиневшими от холода пальцами в серо-зеленые волны, лижущие грязно-белые борта, и сыпали неразборчивой латынью, что-то доказывая друг другу.
Сотрудники морской биологической станции и студенты-практиканты возвращались на базу. Коробки, термосы и бидоны были наполнены собранным материалом. Объектом их интереса в минувшую ночь был Nereis virilis, многощетинковый червь, который в безлунные августовские ночи поднимается из морских глубин, чтобы разорваться пополам и, оставив свою половину на поверхности моря, снова уйти к темному и родному дну, где он и живет весь год. Таким образом диковинный вирилис размножается.
Лов был удачным, «роение» нереиса мощным, все (кроме пойманных червей) остались довольны.
Солнце зашло за горизонт, чтобы через неполных два часа снова появиться над морем. Настоящего полярного дня здесь не было, но не было и ночи. Были лишь фиолетово-розовые сумерки, прозрачной кисеей укрывшие скалы, за которые отчаянно цеплялись скрученные ветрами прибрежные сосны. Все плавало в мерцающей неопределенности, плескались холодные, словно подсвеченные изнутри волны, чихая, урчал мотор «Нектохеты», биологам снились прерывистые, цветные и холодные сны.
По правому борту уходил назад низкий, маняще красивый остров с уютной гаванью и обильным сушняком на берегу.
– Давай пристанем, Малахов! – предложил капитану один из биологов, стоящий рядом с ним у штурвала. – Разведем костер, согреемся. Сухой паек есть. Еще кое-чего.
– Да-а?! – удивился и обрадовался Малахов. – Откуда?
– Откуда-откуда! От верблюда! – усмехнулся биолог. – Карпов вчера в Чупу ездил.
– Я-то что? Я – пожалуйста! А они? – Малахов кивнул на спавших вповалку студентов. – Руководительница ихняя?
– Щас узнаем! – пообещал биолог и, оттолкнувшись руками от перил, одним скользящим движением съехал по узкой лесенке вниз, на мокрую от росы палубу.
Анжелика Андреевна, руководительница практики 3 курса, не спала. Прищурив чуть близорукие глаза, она разглядывала проплывающий мимо берег (очки пришлось убрать, так как они тут же запотевали- забрызгивались искрами забортных волн). Положив укрытую капюшоном голову на колени матери, уютно посапывая, спала одиннадцатилетняя Антонина. «Нектохета» заметно убавила ход и слегка заюлила, выжидая. Мотор зачихал чаще, иногда срываясь на негромкий сухой кашель. – Анжелика Андреевна, давай пристанем к берегу, а? – предложил разговаривавший с Малаховым биолог, осторожно пробираясь среди людей и коробок.
– Что за странная идея, Сережа? – Анжелика Андреевна удивленно подняла густые темные брови и сказала всю фразу несколько громче, чем хотела. Пять-шесть человек вокруг нее подняли головы.
– Почему странная? – вразумительно и тоже достаточно громко продолжал Сережа. – До дома еще часа полтора-два телепаться. Малахов говорит, двигатель от перегрузки перегрелся. Передохнуть бы…
– Не слишком ли много «пере-», Сережа? – усмехнулась Анжелика Андреевна.
– Ну, не знаю… Мы не филологи, мы попроще, – осклабился в ответ биолог. – Но вроде бы – в самый раз. Норма загрузки – 15 человек, а здесь сколько? Три четверти мокрые, как мыши. Назавтра у половины будет простуда в лучшем случае… А здесь – разведем костер, согреемся, одежду просушим. Поедим – сухой паек есть. Опять же для студиозисов приключение…
– По моему, на сегодня с них уже хватит… – нерешительно предположила Анжелика Андреевна.
Видно было, что логика и уверенность Сережи подействовали на нее. Подтекста она старалась не замечать. Несколько студентов, стоявших у борта, отцепились от него и, нависнув над руководительницей, заговорили все сразу ломкими, чуть гнусавыми от насморка голосами:
– А чего, Анжелика Андреевна? Давайте пристанем, а? Пусть костер, а? Холодно! Согреться надо бы! Жрать охота! Штаны бы подсушить! – от студентов пахло холодом, сопливыми носами и мокрой одеждой.
– Но мы же не предупредили на станции! – уже сдаваясь, для очистки совести пробормотала Анжелика Андреевна.
– Я предупредил! – крикнул с мостика Малахов, который, оказывается, перегнувшись через перила, прислушивался к разговору. – Я всегда предупреждаю, когда с перегрузом иду. Чтоб потом не приставали. Сейчас погода не штормовая, никто особо беспокоиться не будет.
– Давай, пожалуйста, костер разведем, – тихо сказала Антонина, приподнимая голову и нетерпеливым движением сбрасывая на плечи капюшон. – У меня ноги мокрые… – Ладно, черт с вами, Сережа! Приставайте! – распорядилась Анжелика Андреевна и, помолчав секунду, добавила негромко. – Но чтоб студентам – ни капли!
– Об чем разговор! Самим мало! – белозубо усмехнулся Сережа и махнул рукой Малахову. – Давай, заводи!
Через полчаса человек тридцать уже сидели у огромного ярко полыхающего костра. «Нектохета» мирно покачивалась у скалы, на которую сполохи огня отбрасывали причудливые тени. Вокруг костра на палках и веревках были развешаны ватники, штормовки, сапоги и носки. Несколько студентов безуспешно пытались затянуть то одну, то другую песню. Остальные жевали или снова дремали, разморившись в тепле. На щеках
