наши нравы чересчур смягчились, жаловался мой отец, неизменно глядя при этом на меня, и в результате Молодые Королевства стали дерзкими и заносчивыми. Были времена, когда мир не отваживался бросить вызов Мелнибонэ. То, что мы называли правдой, было истиной в последней инстанции! Однако, соблазнившись тучными стадами жирного скота, мы позволили Молодым Королевствам разбогатеть и обрести могущество.
Но пукавачи – совсем другое дело! Они верили в закон кровной вражды и не давали противнику возможности отомстить. Каждый член враждебного племени подлежал истреблению; в живых оставляли лишь детей и только в количестве, достаточном для возмещения убыли своих воинов. Когда-то пукавачи были настолько малочисленны, что похищали младенцев у более сильных племен. Теперь они не нуждались в чужаках.
Еще вчера, продолжал Ипкаптам, все презирали пукавачи за их ум и телосложение; сегодня их воспринимают всерьез. Память о них будет жить вечно. А когда какатанава будут побеждены, пукавачи станут править всеми мирами. Мы уже окрепли, говорил шаман, и постепенно станем сильнее всех.
Пукавачи действительно были на редкость выносливы. Они знали только два способа преодолевать длинные расстояния – ходьбу и греблю, которые придавали их рукам и ногам невероятную силу и обеспечивали им успех в сражении.
Они предпочитали быстрое плавание по воде, но сейчас мы направлялись на север против течения маленького ручейка, который вдобавок был слишком узким даже для маленьких каноэ. Клостерхейм сообщил, что в двух днях пути находится якорная стоянка, где мы получим лодки и наше продвижение ускорится. Казалось, он стремится вперед с большим нетерпением, чем остальные. Он сказал, что в ближайшее время воинам придется прибавить шаг и бежать к месту, где нас ждут каноэ, а вооруженные женщины и дети останутся под охраной небольшой группы бойцов. Я вызвался командовать этим отрядом. Мне совсем не хотелось передвигаться бегом.
А пока мы шли обычным размеренным шагом.
И вновь я изумлялся размерам всего, что росло в окрестностях. Растения были намного выше тех, что я видел прежде. Мне хотелось остановиться и рассмотреть их. Земли, по которым мы шли, были покрыты горами и лесом; мы миновали несколько ущелий, по-прежнему следуя извилистому руслу ручья, все дальше углубляясь в территории, которых никто из нас не знал. Ипкаптам сказал, что в этих местах никто не живет с тех самых пор, когда здесь разразилась страшная катастрофа. Он полагал, что все земли вокруг страны какатанава мертвы, как эта. По мере приближения к их городу исчезают даже животные. Но, добавил шаман, все это лишь слухи.
До того, как начались войны, ни один пукавачи не мог попасть в земли, населенные людьми, а уж тем более – посетить страну какатанава. Они переселились на восток еще при жизни деда Ипкаптама. В свою очередь, какатанава не имели доступа на территории пукавачи. Вплоть до последнего времени они также соблюдали эту договоренность. Всю работу за них делали другие – например, фурны. Некоторые из фурнов приняли человеческое обличье и были похожи на меня, хотя их телосложение было иным. Другие существовали в виде чудовищных рептилий. Ипкаптам добавил, что, познакомившись со мной, он увидел, что я больше похож на пукавачи, но это еще не значит, что он доверяет мне. Его инстинкты требуют убить меня. Он вовсе не уверен, что мой нынешний облик – настоящий.
Еще никогда пукавачи не оказывались так далеко на севере, и Ипкаптам опасался, что поступил неправильно. Однако в последнее время неправильные поступки стали обычным делом. Когда-то народы юга, севера, запада и востока уважали друг друга и не посягали на чужие охотничьи угодья. Между Западным и Восточным ветрами царил мир. Но с тех пор, как Белый Ворон появился в этом мире, Хаос грозит со всех сторон. Владыки воздуха поднимали ураганы, уничтожавшие людей и порождавшие демонов, которые правили вместо них. Этих демонов называли Шо-а Шо-ан, и их можно было победить только при помощи утраченных сокровищ пукавачи.
Также Ипкаптам признался, что он страшится упасть с края земли. В какой-то момент ты теряешь равновесие и падаешь в бездну, после чего ты навеки обречен переживать страшное мгновение осознания неизбежности смерти. Куда лучше пасть смертью воина. Многие называют ее 'чистой'. Как для пукавачи, так и для викингов достойная гибель намного важнее долголетия. Тот, кто погиб храбро, с боевой песнью на губах, навсегда остается воином и ведет простую, полную радостей жизнь.
Мои мысли по этому поводу были гораздо сложнее. Я соглашался с пукавачи в том, что лучше достойно умереть, чем влачить долгое позорное существование. Кроме Клостерхейма, среди нас не было ни никого, кто думал бы иначе. Африканцы, монголы и скандинавы прекрасно знали о немощи и унижениях преклонного возраста, и старались избежать их, а в случае неминуемого поражения старались захватить с собой как можно больше врагов.
Пукавачи с их провинциальным самомнением и имперскими замашками все как один верили в загробную жизнь, которая особенно благосклонна к тем, кто умер храбро и предал столь же кровавой смерти как можно большее количество людей. Роль женщин и детей в этой космологии выглядела довольно туманно, но я подозреваю, что у женщин был другой, более приемлемый для них вариант. Каково бы бы ни было их влияние внутри племени, они гораздо чаще становились невольными жертвами воинского кодекса чести. Желая подчеркнуть свой опыт и доблесть, некоторые мужчины похвалялись тем, что убивают женщин и детей по возможности безболезненно.
С тех пор, как мы начали говорить на одном языке, я довольно много узнал о скрелингах – Гуннар по-прежнему называл их так. Эти аборигены обладали весьма развитым сверхъестественным чутьем, хотя их колдовские способности как правило ограничивались охотой и земледелием. Только плеяда великих шаманов, последним представителем которой был Ипкаптам, имела доступ в мир духов.
Именно там они черпали свое могущество.
Ипкаптам и его предки не снискали в племени особого почета. Они слишком часто злоупотребляли своими привилегиями. Однако пукавачи верили в редкостную удачливость их семьи. Я не сомневался, что как только удача отвернется от Ипкаптама, его сразу перестанут терпеть и уважать и, скорее всего, убьют.
Почти всю дорогу Гуннар шел поодаль от остальных. Его общества никто не искал. Пукавачи считали его кем-то вроде второстепенного демона. Ко мне они также относились с инстинктивным недоверием. Некоторые из них до сих пор думали, что я – перебежчик из лагеря какатанава.
Наш союз мог распасться в любой момент. У Гуннара и Клостерхейма были общие цели, но в один прекрасный день они станут помехой друг для друга. Гуннар, вне всяких сомнений, уже сейчас размышлял, как избавиться от меня после того, как я сыграю свою роль в его замысле.
Подобно моему почившему кузену Йиркуну, Гуннар очень много времени тратил на обдумывание планов, которые обеспечат ему главенствующее положение. Тот, кто не склонен к соперничеству, неизменно оказывается жертвой коварного противника. Сам я в любой ситуации действовал достаточно жестко и вероломно. Тому, кто прошел выучку мелнибонэйского посвященного, редко приходится предугадывать поступки врага. По крайней мере, так я считал. Подобный образ мышления вполне мог привести к тому, что мы попросту вымерли бы как люди.
Однако Гуннар был наделен столь же типичными слабостями и полагал, что я вынашиваю предательские планы с тем же старанием, что и он сам.
Его опасения могли быть справедливыми по отношению к Ипкаптаму или Клостерхейму, но только не ко мне. Я ничуть не удивился бы, если бы выяснилось, что наша экспедиция гоняется за химерами. Лично меня интересовал только создатель Черного клинка.
Викинги по-прежнему пребывали в отличном настроении. Увиденное убедило их в том, что где-то действительно существует город, в котором можно поживиться, даже если он и не выстроен из золота. Они сознавали преимущества своего железного оружия, хорошо представляли, где находится море и как можно вернуться к своему кораблю. Они оценили великолепные меха пукавачи и заметили, как те дорожат металлом, поскольку в их распоряжении было только железо астероидов и самородки, вылущенные из скал. Индейцы утратили свое легендарное умение добывать руду и выплавлять из нее металл. В результате маленький кусочек железа можно было обменять на целую груду дорогих шкур.
Я казался викингам носителем загадочной колдовской силы. К моему изумлению, шаман пукавачи не ощутил близость Щита полета, укрытого чехлом; по всей видимости, он был невосприимчив к сверхъестественному. Мне еще предстояло проверить, действительно ли владелец щита может летать, либо его духов можно пробудить только соответствующими чарами и заклинаниями.
Опыт показывает, что ценность большинства магических объектов определяется скорее доверчивостью покупателя, нежели заключенными в нем волшебными силами. Этот щит вполне мог не иметь никаких особых качеств кроме древности и связанных с ним суеверий. Гуннар отказался объяснить, каким образом он завладел им в Европе, но я подозревал, что щит достался ему в результате торговой сделки, вероятно, с кем-нибудь из людей Запада, которым, по словам Ипкаптама, был подарен этот щит. Однако здешние люди Запада должны были жить далеко от моря, разве что если мы сейчас находились на острове, но в таком случае можно было предположить, что они каким-то образом сумели обогнуть Край мира и приплыли сюда из китайских морей, в которых Гуннар побывал вместе с Розой на ее двухкорпусном 'Или-или'.
Мы немного поспорили, следует ли нам прибавить шаг, или сохранять нынешнюю скорость передвижения, чтобы не отрываться друг от друга.
Клостерхейм предупредил о надвигающейся зиме. С каждым днем становилось все холоднее. Мы шли к северу. Как правило, захватнические походы викингов и пукавачи начинались весной. Зима делала передвижение практически невозможным. Вскоре реки должен был сковать лед, сделав невозможным использование каноэ.
Поэтому мы созвали очередной совет и после недолгого обсуждения выслали на разведку наших самых быстроногих бегунов Азолингаса и Бомендадо, а также индейца по имени Нагачи. Окончательное решение было отложено до тех пор, пока мы не получим надежных сведений о том, что нас ждет впереди.
Трое разведчиков отправились в путь вечером, когда серое небо над нашими головами уже начинало темнеть. Задул восточный ветер, забираясь под одежду и швыряя нам в лица мокрый снег.
Опустилась ночь. Ипкаптам, Клостерхейм, Гуннар и я вновь собрались вокруг крохотного костерка в наспех собранном типи. Ипкаптам сказал, что зима наступила необычайно рано. По его мнению, первый снег должен был выпасть лишь через месяц. Он опять упрекнул нас в том, что мы оскорбили демонов ветра. Нам следует как можно быстрее добраться до воды. Дойти до земель какатанава по снегу намного труднее, а по льду и вовсе невозможно, поэтому нам придется ждать следующего года.
Шаман спросил, что по этому поводу думает Клостерхейм. Нет ли у него других магических союзников, которых можно призвать на помощь?
Нельзя ли каким-то образом умилостивить ветры, чтобы они относили снег прочь? Что, если он пожертвует Снежному ветру самое ценное свое достояние – жизнь собственных детей?
Клостерхейм сказал по-гречески, что уже истратил почти все свои силы, удерживая своего магического союзника лорда Шоашуана в состоянии вражды с нашими противниками. Он сумел вызвать этого демона главным образом благодаря особенностям здешнего мира, в котором обитают разумные ветры. Могло случиться и так, что именно Шоашуан наслал на нас плохую погоду. Но если позволить Белому Ворону принести Черное копье в город Какатанава, пукавачи никогда не смогут одолеть своих древних врагов и вновь обрести достоинство. Клостерхейм признался, что не может вызвать могущественных демонов, поскольку при всем своем сверхъестественном опыте он не сумеет управлять сразу двумя такими силами. Гуннар недовольно заметил, что мы и без того заключили слишком много сделок со стихиями, и пообещал поразмыслить над возникшим затруднением. От меня тоже было мало толку – мои возможности в этом мире были весьма ограниченными, хотя, чтобы выжить здесь, я почти не прибегал к наркотикам и колдовству.
– Иными словами, нам придется выжать все возможное из своих природных мозгов,- не без юмора заключил Клостерхейм.
Утром вернулся Бомендадо, радуясь тому, что вновь оказался в лагере. Он стоял у огня, содрогаясь всем своим худощавым телом в накидке из бизоньей шкуры. Африканец казался испуганным, ему было не по себе.
Он сказал, что двое других остались охранять находку, а его отправили сообщить нам о ней. В случае опасности они тоже вернутся. Они задержались только потому, что надеются хотя бы мельком увидеть обитателя холмов.
Еще ни разу я не видел Бомендадо таким встревоженным. Он явно опасался, что ему не поверят.
– Что вы там увидели?- требовательно осведомился Гуннар, с угрозой наставив на него палец.
– След,- ответил Бомендадо.- Отпечаток ноги.
– Значит, кроме нас здесь есть другие люди. Сколько их?
– Это не человеческая нога.- Бомендадо поежился.- Это был свежий след, и, осмотревшись, мы увидели еще несколько, но менее отчетливых.
Это отпечаток ноги великана. Мы пришли в мир гигантов, ярл Гуннар.
Мы так не договаривались. Ты не предупреждал нас ни о великанах, ни о Каменных людях. Ты говорил только о городе, который нетрудно захватить. Ты сказал, что люди прогнали великанов их этих земель, и им запрещено покидать свой город. Почему ты не предупредил нас о других великанах, свободно странствующих по свету?
