— Не сомневаюсь, хотя был уверен, что не могут они мне понравиться.
Я уже понял, что наблюдаю человеческий род на последней ступени его развития — извращенный, вялый, живущий без всякой цели. И винить в этом людей не мог: ведь у них не было будущего.
И все-таки не мог принять цинизма епископа Белфига.
Епископ громко крикнул:
— Рабы! Моржег! Можете войти!
Они строем вошли в мрачные покои.
— Моржег, — сказал епископ, — может быть, ты пошлешь гонца к Светскому лорду? Спроси его, не примет ли он графа Урлика Скарсола. Скажи, что я пригласил графа погостить у нас, но, разумеется, если у лорда не будет возражений.
Моржег поклонился и покинул зал.
— Придется подождать. А пока вы должны пообедать со мной, милорд, обратился ко мне епископ Белфиг. — В пещерных садах мы выращиваем и фрукты, и овощи, а море снабжает нас мясом. У меня лучший повар во всем Ровернарке. Не возражаете?
— С удовольствием, — ответил я, сразу почувствовав голод.
4. СВЕТСКИЙ ЛОРД
Пища, несмотря на обилие пряностей, была отменна. Как раз к концу трапезы вернулся Моржег и сказал, что доложил Светскому лорду о нашей просьбе.
— Мы не сразу нашли его, — сообщил он, выразительно глядя на Белфига. Но теперь все в порядке, и он готов принять нашего гостя в любое время. Можно даже сейчас. — Он посмотрел на меня бесцветными холодными глазами.
— Понравилось ли вам угощение, граф Урлик? — спросил епископ. — Не хотите ли чего-нибудь еще?
Он вытер губы парчовой салфеткой.
— Благодарю вас за вашу щедрость, — сказал я и поднялся из-за стола.
Я выпил немного лишнего, и это смягчало тоску об Эрмижад. Но я знал, что это временное облегчение и что тоска не пройдет, пока не найду ее.
Вслед за Моржегом я вышел из покоев, населенных каменными уродами. У самой двери обернулся, чтобы еще раз поблагодарить хозяина. Обернулся и застыл в изумлении! Епископ, обмазав соусом тело молодого раба, с наслаждением облизывал его.
Я мгновенно отвернулся и ускорил шаги, догоняя Моржега, который вел меня знакомой дорогой.
— Часть Ровернарка, принадлежащая Светскому лорду, называется Дхетгард, — объяснял Моржег, — и расположена гораздо выше, чем наша. Поэтому придется вернуться на внешнюю дорогу.
— Разве у вас нет переходов, соединяющих разные уровни?
Моржег пожал плечами.
— Конечно, есть. Но, по-моему, проще пройти здесь, чем искать двери, а потом пытаться их открыть.
— Значит, переходами вы не пользуетесь?
Моржег кивнул:
— Они ни к чему. Теперь нас значительно меньше, чем было даже пятьдесят лет назад. В Ровернарке почти нет детей.
Он произнес это таким безразличным тоном, что меня вновь охватило чувство, будто говорю с мертвецом.
Через огромные ворота главной арки Хередейка мы вышли на тропинку и не спеша стали подниматься по склону ущелья. Внизу плескалось море, и медленные волны выбрасывали белую соль на черные кристаллы побережья. А здесь мрачные зубчатые утесы угрожающе смотрели на нас, прокалывая вершинами тяжелые тучи.
Наконец мы дошли до арки, которая ничем не отличалась от той, которую оставили внизу.
Моржег сложил рупором руки и прокричал:
— Лорд Урлик Скарсол идет на прием к Светскому лорду!
Горное эхо глухо повторило его крик.
Раздался лязг, и дверь отодвинулась ровно настолько, чтобы мы могли протиснуться через нее. Мы оказались в прихожей с гладкими стенами, почти в полной темноте. Нас поджидал слуга в белом коротком плаще. Он позвонил в серебряный колокольчик, и дверь со скрежетом вернулась на место. Она приводилась в движение, вероятно, каким-то очень искусным механизмом — ни блоков, ни цепочек не было видно.
Проход, по которому мы шли теперь, был как близнец похож на переход во владениях епископа Белфига, но вместо барельефов его украшала живопись. Однако она была так стара, что рассмотреть ее при таком слабом освещении я не мог. Мы свернули в другой коридор, еще в один и, наконец, добрались до новой арки. Вход в нее был закрыт лишь кожаным пологом, а двери не было, и такая простота удивила. Мало того, отодвинув полог, мы оказались в покоях с совершенно голыми, покрытыми белой краской стенами. В зале было очень светло — горели огромные лампы, и, судя по запаху, работали они на масле. В центре стояли письменный стол и две скамейки.
Моржег явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Я оставлю вас, граф Урлик. Светский лорд вот-вот должен появиться, сказал он и ушел.
Слуга жестом пригласил меня присесть на одну из скамеек. Я сел, положив шлем за спину. Стол, как и весь зал, был пуст — лишь два свитка лежали на нем. Шло время, я рассматривал белые стены, стол и слугу, стоящего у двери — ничего другого мне не оставалось.
Должно быть, прошло не меньше часа. Наконец, полог отодвинулся, и на пороге выросла высокая фигура. Я встал, но вошедший жестом велел мне сесть.
С отсутствующим взглядом он подошел к столу и сел по другую сторону.
— Шаносфейн, — представился он.
У него была гладкая темная кожа, а сухие черты лица выдавали в нем аскета. С иронией я подумал, что кто-то, видимо, перепутал роли: судя по внешности Белфиг должен был бы именоваться Светским лордом, а Шаносфейн Духовным.
На Шаносфейне была широкая белая мантия с вышитой на левом плече костью, которая, очевидно, служила эмблемой, и по ней можно было определить его положение. Скрестив на столе руки с длинными пальцами, он сдержанно наблюдал за мной.
— Урлик, — представился и я, решив, что без церемоний общаться будет проще и легче.
Он кивнул и, упершись взглядом в стол, начал пальцами рисовать на нем треугольники.
— Белфиг сказал, что вы бы хотели у нас остановиться?
Голос его звучал глухо и отрешенно.
— Он говорил, что у вас есть книги и я смогу с ними поработать.
— Да, у нас много книг, но в основном это развлекательная литература. Народ Ровернарка не слишком интересуется наукой. Наверное, епископ Белфиг сказал вам об этом?
— Он просто сказал, что здесь много книг. И еще что в Ровернарке все ученые.
В темных глазах Шаносфейна промелькнула ирония.
— Ученые? Конечно. Ученые, никем не превзойденные в науке извращения.
— Вы, кажется, осуждаете собственный народ, милорд?
— Как я могу осуждать дьявола, граф Урлик? А все мы — и они, и я дьявольское порождение. Это несчастье — родиться в конце Времен…
— Если вы имеете в виду грядущую смерть, это не несчастье, — с жаром возразил я.
Он с любопытством посмотрел на меня:
— Вы не боитесь смерти?
Я пожал плечами:
— Нет. Я бессмертен.
