очевидностью: новая беременность Александры оказалась на самом деле миражом, — это была мнимая беременность.
Это событие стало новым предлогом для суровой критики верований царицы и ее мужа, их затворнического, строгого образа жизни в уединении в Царском Селе, и эта критика в основном раздавалась из Аничкова дворца, где свекровь копила свой гнев, направляя свои острые стрелы, чтобы унизить достоинство русского трона и тех, кто на нем восседал.
Повсюду стали распространяться самые фантастические слухи о новых знакомых царицы, говорили о каких-то приглашенных во дворец иностранцах, о посещении дворца колдунами. Если их послушать, то можно было бы представить себе, что вновь находишься в мрачном Средневековье. Достопочтенный епископ Феофан, этот святой человек, до мозга костей преданный короне, придворный священник и духовник Их величеств, теперь ставил перед собой единственную цель, — сделать все, чтобы в конечном итоге восторжествовала православная христианская вера, несмотря на все эти невежественные, богохульские ухищрения, которые увлекали весь двор вместе с его государями. Теперь, как никогда прежде требовалось чудо от Господа, чтобы успокоить Александру и оградить ее от презрительного отношения к ней со стороны свекрови. Феофан провел в беспрестанных молитвах и посту две недели, после чего понял, что, наконец, нашел такое решение, которое умиротворит сердце его императрицы.
XV
«Как же мы мало знаем о вещах, происходящих на нашей Земле!» — записала в 1902 году в своем дневнике Александра. Она вспоминала Филиппа, который в своем гипнотическом сне слышал голос Великой Екатерины, и та сказала ему, что у императрицы Александры в скором времени родится сын.
Великая Екатерина II! О ней думала царица в тот зимний вечер 1902 года, и вот что она записала в дневнике: «Кто мог бы предположить в Дармштадте, где я получала суровое воспитание у пастора Фрогга, когда отец, этот неисправимый атеист, называл меня «пуританкой», что я в один прекрасный день осмелюсь вызвать дух усопшей страстной русской императрицы, жизнь которой была продолжительным, сплошным романом о сладострастии? Я ждала. Неужели духи умерших на самом деле существуют?»
Каждый день Александру донимала враждебность семейного окружения, и она все чаще предавалась глубоким медитациям или погружалась в бесконечные молитвы перед драгоценными иконами в ее частной домашней церкви, или призывала себе на помощь души всех тех, которые, как она чувствовала, незримо витают вокруг.
Вот что сказала Великая Екатерина в своем последнем «интервью», данном Филиппу:
«У тебя будет сын. Но он будет слабеньким и чахлым. Малейший несчастный случай может оборвать нить его жизни. Без твоих осторожных рук ему не обойтись, иначе он рискует погрузиться в море крови, но ты будешь начеку, и он будет спасен, если будешь молить Бога и будешь беспощадной к врагам своим.»
Александра вновь переживала эту сцену, — их было трое, ее новая фрейлина, ставшая ее конфиденткой, Анна Вырубова, Филипп и она, Александра. Они сидели за круглым столиком на одной ножке, их сплетенные руки образовали над его крышкой круг. Вдруг какая-то неведомая, сверхъестественная сила его подняла, и заговорила Екатерина. Александра накануне ничего не пила, не спала, и отлично помнила последние слова своей великой предшественницы.
«Умей выбирать верных друзей, таких, которые преданы тебе душой и телом. Искусная шпага сумеет защитить твоего сына от ненависти и фанатизма».
Она сейчас была одна, сидела в своей комнате, где охваченные ярким пламенем поленья в большом камине отбрасывали причудливые тени на потолке, и Александра углубилась в анализ этих странных слов, которые она услыхала на сеансе оккультизма.
Искусная шпага? Нет, это, несомненно, не шпага Куропаткина, который не скрывал своей антипатии к ней. Ну уж и не Сергея Витте, который совсем недавно вдруг впал в либерализм и теперь требовал у царя уступок этим опасным нигилистам. Может, шпага великого князя Николая Николаевича, который правда, больше озабочен сохранением своей офицерской чести и военными подвигами, чем истинной привязанностью к ней? Может, шпага кайзера Вильгельма, шумные протесты которого вечно отдают лицемерием. Станет ли он когда-нибудь защищать русскую царскую династию?
Александра перебирала варианты, словно ее ребенок — наследник — уже жил, который мог, кроме своего отца, стать ей опорой. Вечером она рассказала обо всем Николаю, который не слушал ее, как обычно, весьма рассеянно, а напротив, был ее рассказом сильно взволнован.
Он всегда, по своему характеру, был фаталистом, из-за чего получил репутацию ленивца, но он никогда не терял своей абсолютной веры в Бога:
— Бог найдет нам такого человека, когда наш сын появится на свет… Не волнуйся, Аличка, мужайся! Сделай это ради меня. Наша с тобой любовь воспринимается как личное оскорбление нашими придворными, которые за нами постоянно шпионят… Пусть радуются, но только в меру, и лишим злобной надежды наших врагов, — будет же разыгрывать полную беспечность, будем веселы, — веселье порой прокладывает путь к мужеству.
* * *
Часто утверждают, что Анна Вырубова оказала на императрицу наихудшее влияние. В обширной литературе на эту тему рассказывается о «глупых» поступках этой личности, которая, конечно, никогда не была уникумом, но вообщем была не такой уж плохой женщиной. Ее неинтеллигентность, отсутствие образования заставляли только разевать рот от удивления весь царскосельский двор и всех завсегдатаев светских салонов столицы. Анна Вырубова была дочерью Александра Танеева, честного работящего чиновника, который был заведующим личным кабинетом императора. Его генеалогическому древу мог позавидовать любой, — еще бы, — внук генерала Толстого, адъютанта Александра II, правнук маршала Кутузова, героя наполеоновских войн, у него были близкие родственники в семье знаменитого графа Кутайсова, большого друга императора Павла!
У нее были музыкальные способности, и знаменитый композитор Чайковский заинтересовался ее талантом и обучал ее пению, когда ей было семнадцать лет. Но из-за болезни легких и последовавшей за ней начальной стадии паралича языка молодой девушке пришлось отказаться от занятий вокалом и от всякой светской жизни; ее здоровье, однако, потом восстановилось после того, как отец Иоанн Кронштадтский окропил ее святой водой.
Она еще не была замужем, когда ее приметила Александра. В своих «Мемуарах» (Анна Вырубова. «Воспоминания о моей жизни», Париж, Плон, 1921), которые она опубликовала уже после революции, Анна остро и критично описывает придворную среду и представителей высшего русского дворянства. Этого ей, конечно, не простили свидетели краха самодержавной власти, в характере которых неискренность и претенциозность занимали далеко не последние места. Они по разным причинам трактовали все известные факты на свой манер.
Екатерина Радзивилл яростно набросилась на нее, утверждая, что именно Анна Вырубова сумела настроить императрицу против высшего дворянства своей страны.
Но Александре совсем не требовались суждения, сколь суровые, столь и невинные, этого человека, ибо она сама могла вполне здраво характеризовать свое окружение.
Именно этой молодой женщине, которая становилась с каждым днем все более ее близкой подругой и конфиденткой, Александра решила целиком довериться, особенно, после предсказаний Филиппа и тех странных слов, которые она услыхала из уст усопшей Екатерины.
В своем альбоме, подаренном ей накануне свадьбы, ее гессенской фрейлиной Марией фон Арнхит, Александра излагала все факты и записывала все беседы, которые ей казались наиболее важными.
Вот что можно там, кроме всего прочего, прочитать по поводу ее одной беседы с Анной: